Музыка= радость и боль моя

— Известно, что “расширить” границы жанра оперы, приблизить его к массовому зрителю пробовали и вы сами. В 1938 году под вашим художественным руководством был создан Государственный ансамбль оперы, выступления которого пользовались огромным успехом у слушателей. Что побудило вас, солиста Большого театра, человека, безмерно занятого, создать подобный ансамбль?

— Жажда творчества! Тогда мы мечтали найти новую форму оперного спектакля, основу которого составляло бы звучание, а не зрелищность. Для подобного поиска необходимо было создание самостоятельного музыкального театра. Я с благодарностью вспоминаю своих коллег по ансамблю, своих педагогов — прежде всего профессора Е. Муравьеву. Выступали мы на филармонической сцене, оркестр был не виден публике, грима, специальных театральных костюмов не было. Были детали, призванные ввести зрителя в атмосферу изображаемой эпохи. Работали мы не только над классикой, но и над современными операми. К сожалению, многое из задуманного реализовать не удалось...

— Очевидно, ваш опыт по созданию подобного оперного коллектива и руководству им мог бы принести пользу тем, кто приходит на сцену музыкального театра сегодня, приходит, чтобы найти новые пути его развития. С какими проблемами, по вашим наблюдениям, приходится сталкиваться начинающим музыкантам?

— Молодым важно на всю жизнь сохранить запас творческой энергии, научиться “тратить” себя с наибольшей пользой.

Беспокоят меня, скажем, такие факты: когда молодой солист заканчивает свое музыкальное образование и приходит работать в оперный театр, он остается по существу вне поля зрения педагога по вокалу. А певцам — ничуть не меньше, чем, скажем, артистам балета, — нужен ежедневный тренаж. Должен быть кто-то, кто регулярно бы занимался со всеми участниками оперной труппы театра, помогая совершенствовать мастерство каждому певцу в отдельности, добиваясь четкого и слаженного ансамбля. В Большом театре до сих пор с благодарностью вспоминают, например, замечательного оперного артиста Трезвинского (его мнением, кстати, очень дорожил Шаляпин), вспоминают, как во время репетиций он работал не только с артистами, но и с дирижером, декораторами, делая все, чтобы певец мог наиболее полно раскрыться вокально во время спектакля.

— Иван Семенович, сейчас много спорят о будущем оперы, о том, какова ее роль в деле эстетического воспитания слушателей. Хотелось бы узнать ваше мнение по этому поводу.

— Не скрою: мне очень больно бывает оттого, что теперь в концертах произведения Чайковского, Рахманинова, Мусоргского, Верди звучат гораздо реже, чем хотелось бы. А ведь это классика, являющаяся нашим бесценным богатством. В первую годовщину Октября в Большом театре на торжественном вечере прозвучали финал 9-й симфонии Бетховена и картина “Вече” из оперы Римского-Корсакова “Псковитянка”. Так Советская власть заявила себя наследницей сокровищ мировой художественной культуры. Но популяризировать их нужно еще более интенсивно.

Большую роль может сыграть здесь опера. Ведь в основе ее пение — искусство, рожденное народом и бесконечно им любимое. На мой взгляд, сегодня мог бы быть полезен оперный театр с малой сценой, где могли бы идти, например, спектакли, построенные на музыкальных речитативах, другие оригинальные музыкальные постановки. Малые формы не должны тормозить развитие больших, как это подчас, по моим наблюдениям, происходит. К тому же, удовлетворяя разносторонние запросы любителей пения, мы, без сомнения, умножим их число.

Я верю в будущее советской оперы. В то, что появятся новые спектакли, поставленные смело, талантливо, но с обязательным соблюдением одного правила: опере — оперное! Верю в то, что эти спектакли, сохранив верность условной природе жанра, не утратив драматизма, накала страстей, смогут поднять важную социальную проблематику. Опера ждет своих новых творцов — людей, преданных искусству совершенно бескорыстно, любящих и понимающих музыку...

1975

Интервью корреспондента“Недели” В. Резникова

—Иван Семенович, давайте вспомним далекое время. Кем вы хотели, мечтали стать в детстве?