— Попробую охарактеризовать само это явление — бессмертную память о большом художнике. В суетности жизни — это обидно! — мы подчас не оцениваем гениев по достоинству: мешают разные мелочи — то не нравится характер, то фраза какая-нибудь покоробила... В этом здании, в Московской консерватории, мы говорили с Сергеем Сергеевичем Прокофьевым, который предлагал мне и замечательному дирижеру Самосуду поставить его “Войну и мир”. Сейчас произведения Прокофьева — украшение мировой музыкальной сцены, гордость советского искусства... У меня скверный характер, и это многому мешало. Но разве принципиальные люди, понимающие значение искусства, его подлинные ценности, этим должны руководствоваться? Вас удивляет, что я заговорил о грустных вещах в юбилейном интервью?.. Но ведь юбилей учит нас останавливаться именно на задачах нерешенных. Одна из серьезных задач — умение отбрасывать личные впечатления ради большого и полезного обществу дела.
С благодарностью вспоминаю директора Большого театра старого большевика Александра Александровича Бурдукова. Директору совсем не обязательно было стоять за кулисами во время спектакля и волноваться за актеров. А он стоял и волновался. Удивительный человек, заботливый руководитель, который понимал, что театр — это прежде всего актеры, нуждающиеся в доброжелательном внимании.
— Гм... А знаете, у меня никогда не было такой необходимости. Тяготение к музыке, к пению проявлялось само по себе.
— Самое сильное впечатление ваше от последних по времени произведений литературы...
— Удивлен талантом Владимира Солоухина, который редкостно верно передал мое мироощущение в рассказе “Золотое зерно”. Я даже растерялся: сколь же безбрежно проникновение писателя во внутренний мир человека!..
— Вопрос чрезвычайно широкий. Чтобы ответить на него, надо говорить о многом: о том, как учить пению, о режиме и образе жизни артиста. И о целом ряде обстоятельств, не зависящих от исполнителя. Конечно, творческий путь у каждого певца индивидуален, но есть и непреложные законы.
Один из них — не экспериментировать с голосом, а чутко развивать данное природой. Я знал певца, которому его учитель помог “собрать” голос. Но бывает и так, что педагог коверкает созданное предшественником. Я за постоянство в обучении.
Заметьте, если строитель получает тяжелую травму, за халатность наказывают инженера, прораба, проектировщика. Потерял певец голос, лишился профессии — кивают на природу. А надо бы заинтересованно посмотреть, кто причастен к этой драматической ситуации.
— Случается, что и он. Но не только. Иногда сам певец из-за недостатка опыта или самонадеянности не может рассчитать силы в поединке со звуковой волной необычайной силы. Если он, как умелый пловец, нырнет в эту волну, набрав дыхание, то выйдет победителем. Иначе она его захлестнет. Физиологические возможности голоса небеспредельны.
Каково, например, певцу, которому надо перекричать оркестр из ста человек? Во многих театральных зданиях расширили пространство, где сидит оркестр, подняли высоту пола в оркестровой яме. Но главное — увеличили состав оркестра. И все это продиктовано не темпераментом и необходимостью, а игрой в монументальность, в пафос. Иной дирижер желает непременно управлять дредноутом, а не поэтическим парусным судном. Последствия такого тщеславия печальны — форсирование звука, сокращающее век профессионального певца. А слушатель лишается возможности наслаждаться тембром голоса, красотой кантилены, чувством и мыслью.
— В поезде, это знакомо каждому, репродукторы включают на всю мощь, не давая никому побыть наедине с собой. А тишина сегодня так нужна человеку, оказавшемуся в условиях безумного расточительства сил. Ведь наставница природа прежде всего воспринимается своей тишиной.
Тема эта особой важности, и медицина могла бы сказать здесь веское слово. Мне представляется вполне реальной такая картина: