Министерство здравоохранения и лично сам министр входят с ходатайством в Совет Министров с предложениями и конкретной программой сохранения тишины во имя здоровья. И среди этих мер — запрещение громких трансляций в поездах, самолетах, во всех общественных местах. Варварский шум есть покушение на здоровье, а за это надо наказывать, как штрафуют за браконьерство.
— Я не располагаю статистикой, но убежден, что медицина обязана способствовать соблюдению законов акустики, вмешиваясь, например, в проектирование театральных зданий. Неплохо бы при этом посоветоваться и с исполнителями.
Полагаю, что врачи могли бы участвовать и в определении нагрузки для поющих, исходя из глубокого понимания физиологии вокального искусства. Ведь существует же мнение, что мы приближаемся к эре медицины “мобилизующей”, ориентированной на индивидуальность с учетом профессии человека. Стало быть, возникнет и медицина певцов!
— Хотелось, чтобы врачи данной им властью решительнее выступали за торжество охранительного режима. Бывает, что артист, будучи нездоров, прекрасно споет свою партию, благополучно доплывет до берега. Но сколь дорого подчас обходится такое плавание и ему, и театру!
Помню, при жизни Надежды Андреевны Обуховой находились люди, упрекавшие ее в том, что при малейшем ухудшении самочувствия она отказывалась выступать. Но в этом и проявлялось разумное отношение к своему голосу, ее, если хотите, высокая певческая культура. Не случайно этот чудесный голос звучал на сцене дольше других.
— Не мне говорить представителям медицины, как зависит телесное наше благополучие от состояния души. И коль скоро мы печемся о сбережении талантов, надо непременно включать в это понятие охрану душевного покоя. Я имею в виду создание доброй и разумной творческой атмосферы, бережное отношение к артистам со стороны тех, кто управляет театральным делом, уважение и понимание глубоких профессиональных особенностей жизни и труда людей, посвятивших себя искусству. Певец, как и любой человек, болезненно переносит глухоту к волнующим его проблемам, любые проявления чванства, равнодушия, формализма. Помню в стенной газете сообщение о том, что вспомогательный персонал театра объявляет месячник ударного обслуживания зрителей. А как же в остальные месяцы?
— Власть искусства над человеком огромна. Музыка, пение очищают, поднимают душевные силы, проникают в глубины личности, недоступные слову.
Помню, в 1942 году я написал маленький сценарий, где был такой эпизод. Певец исполняет арию из “Севильского цирюльника”, и голос его звучит из репродуктора в палате для раненых бойцов.
Была война, я жил в гостинице, куда ко мне приехал А. П. Довженко. Прочитав этот эпизод, он пришел в ярость: совместимы ли кровь, страдания и ария графа Альмавивы! Но потом, наговорив разных колкостей, неожиданно сказал: “А кто тебя знает, может быть, ты и прав...” И подает мне раскадровку.
Позже я поведал эту историю академику медицины В. А. Неговскому. Он воскликнул: “Удивительно! И я думаю об этом”. Теперь уже звучанием лечат в больницах и санаториях, чему я был свидетель.
— Преимущественно на теннисных кортах, в море, за бильярдным дружеским столом. Я знал Николая Александровича Семашко, внимал его мудрым советам еще в 20-е годы. Встречался с многими разумными добрыми людьми. Чаще я проигрывал им в бильярд, но, думаю, остался в выигрыше, потому что общение с ними оставило неизгладимый след обогатило душу.
— История эта такова. Репетируя с хором Марьяновской музыкальной школы, я обратил внимание на мальчика, проявлявшего повышенную нервозность и беспокойство. Позже я подозвал его и выяснилось: веко у маленького певца почти закрывает глаз, он сильно косит. Я обратился за помощью к врачам Киевской областной больницы. Заведующая глазным отделением Евгения Герасимовна Милейко проявила столько внимания и теплоты к ребенку. По телефону мне сообщили, что он уже оперирован и результат хороший.