Музыка - радость и боль моя

Если говорить о музыке, то камертонов есть два: один “ля” — им пользуются чаще оркестранты, другой — “до”. Его носят с собой хоровики, вокалисты. Эти тональности для всего мира одинаковы. Но сами по себе они лишены смысла, ибо только воссоздают звук, подобно арфе, на которую дышит ветерок. Это еще не музыка. Сначала душа — потом звук. Это я немного издалека начал, но сегодня стала возможной так называемая псевдонародная песня. К сожалению, настоящая песня и классические произведения не всегда могли себя защитить. Воспитали поколение, незнакомое со всем лучшим, что досталось нам в наследие от музыкальной культуры. От этого в искусстве утратилось понятие вкуса — все стало дозволенным, вплоть до истерики. И думается, необходим заслон от безвкусицы. Интеллигентность — то, чего более всего недостает нашему обществу.

Есть духовная сила, которая, по сути, есть продолжение жизни, начатой нашими предками. Их нет, а история сегодня поднимает все, сделанное ими, называет эпизоды, факты, имена. Есть закон для всех, для всего живого. И хотя с ним веками борются, а нарушить его никто не может. Но и бороться с ним не нужно. Ибо если бы то, к чему человек стремится, — жить вечно,— случилось, было б ужасно. Омертвелое могло бы тогда заслонить все живое.

Но поэзия до смерти остается поэзией, и каждый раз несет свое неповторимое настроение.

...Вот я стою возле дома Заньковецкой, где жила Мария Константиновна. Тут мне хочется тяжело вздохнуть... У кого-то поднялась рука снести ее дом. Разрушили за одну ночь, а чтобы восстановить — несколько лет много людей откладывали свои дела, доказывали, что музей М. Заньковецкой должен быть именно в том помещении. Был ее дом деревянным, стареньким, место — открытое, не было никакого тепла. На втором этаже — две печки, а топить нечем. Вспоминаю добрым словом одного человека, который большую повозку дров привез, чем обеспечил Марию Константиновну на полтора года... А я ей пел. Пел Ленского — и все, что она просила. А в другой половине дома жили ее далекие родственники, которые приходились родственниками и А. Богомольцу.

А главное — наши разговоры. Мария Константиновна так радовалась, была такой искренней, когда я приходил к ней. Она уже совсем не видела и дрожащими руками обнимала меня, касалась лица и говорила: “Такой, как был”. Была со мной и моя сестра — Анастасия Семеновна, у нее она все спрашивала, как моя жизнь, кто помогает, а кто приносит неприятности.

А как не вспомнить колыбель украинского театра — Троицкий дом. Он назывался Троицким, потому что рядом стояла старинная казацкая церковь — Троицкая. Потом ее, уже в наше время, снесли и теперь на этом месте бетонная коробка.

Кто разрушил — помнят, по чьему приказу — тоже помнят. Что говорить! И росли там вековые липы, к ним в антракте выходили Заньковецкая, Линицкая, Саксаганский, Романицкий, Садовский, Марьяненко, Доля, Верховинец, Петляш — тут не одна эпоха прошла… Были драматурги, знали, для кого они пишут. Это Старицкий, Старицкая-Черняховская. А Карпенко-Карый! Не знаю, существует ли театр его имени, но заслуга Карпенко-Карого перед искусством очень высока. Об этом где-то вспоминает Немирович-Данченко.

Играл украинский театр и в летнем театре, который был на склоне Днепра, в бывшем Купеческом саду. Каждый вечер шли спектакли, в которых принимали участие также и артисты киевского оперного театра. А как пели, и кто пел! И оркестр был в саду, только немножко выше летнего театра. Он играл “Руслана и Людмилу”, и тогда театр не начинал своего действия, чтобы друг другу не мешать, а когда шла драма, где Заньковецкая Бесталанную играла,— оркестр делал большую паузу, чтобы не мешать действию, проходившему на деревянных подмостках летнего театра, потому что было уважение к слезам, лившимся в тот момент. Публика была неленивая, трепетная. Я рассказываю об этом, потому что верю, что летний театр там будет, хотя бы в память о тех людях. Уже не говорю о том, что, когда приезжаешь летом в Киев, столицу Украины, — никакого украинского театра нет. И это не только мое замечание. Гости, приезжающие, скажем, из Чехословакии или из других стран, хотели бы видеть какой-то украинский спектакль. Театр имени Ивана Франко — на гастролях, что тоже закономерно. А было бы это летнее помещение, то мог бы театр разделиться на две группы, мало того,— мог бы приехать другой. И почитали бы за честь принимать участие в летнем сезоне летнего театра столицы Украины.