Музыка Ренессанса. Мечты и жизнь одной культурной практики

Подобные оценки основываются на том представлении, что история не только существует в эсхатологическом смысле слова (как это было еще у схоластиков), но что она в каком-то другом, сложном смысле «делаема», то есть повинуется воле к оформлению действительности. Макиавелли резюмировал это в понятии occasione: если счастливый случай посылается судьбой, а человек его использует, то выходит, что индивидуум может решающим образом повлиять на историю [Machiavelli 1532: 42]. Тем самым обосновывается легитимация героического индивидуума (князя, правителя) – однако значение этого тезиса простирается гораздо дальше, во все сферы, так или иначе связанные с представлением о деятельности. Обращение к прошлому и подчеркивание достоинств собственного настоящего, одушевляемого этим самым occasione, – это два аспекта, между которыми возник конфликт, не так-то легко разрешимый. Все более дифференцированное обращение к прошлому, отразившееся в схематическом членении истории на века (впервые это встречается в завершенных в 1574 году «Магдебургских центуриях» [Magdeburger Zenturien 1559]), вело ко всё более интенсивным попыткам систематически упорядочить заодно и собственное настоящее, а стало быть, невзирая на всю динамику современности, сделать ее пригодной для историзации. Самым показательным, но далеко не единственным примером в этом роде является предпринятая папской курией Григория XIII реформа календаря (1582), мотивированная стремлением сделать полностью эквивалентными время календарное и время астрономическое. Рассмотренные на фоне таких переоценок, занятия прошедшим уже не выглядят только инструментом разграничения между настоящим временем и тем, что ему предшествовало. Становясь всё более дифференцированными, подобные занятия прошедшим стали восприниматься в том числе как нечто самоценное. Предпосылкой к тому явился особый подход к историческим феноменам, вполне сопоставимый с тем способом, каким ученые, посвятившие себя латинским и греческим текстам, осваивали Античность. Временнáя удаленность Античности уже у Петрарки преодолевалась благодаря тому, что памятники античной литературы словно бы освобождались от времени, – таким образом, античные тексты становились современниками, прямыми собеседниками ренессансного человека. Явлением того же рода была включенность событий, описанных в Евангелиях, в современную будничную обстановку, начало чему положила живопись XV века: такое включение могло состояться лишь при наличии всё той же предпосылки – абсолютной актуальности давно прошедшего события, не упраздненного и не сглаженного течением истории.

Описанные процессы имели огромное значение для восприятия музыки, для занятий ею; ведь не существовало другой такой области культуры, в которой, по причине особых свойств самого предмета, история не наличествовала в сколько-нибудь явном виде, а должна была выстраиваться, конструироваться – с учетом всех тех моментов неопределенности, которые неизбежно сопутствовали подобным предприятиям. В этом плане чрезвычайно характерны обращения современников и потомков к творчеству Жоскена Депре, интенсивные уже при его жизни, а после смерти композитора (1521) приобретшие принципиально новое качество. Отныне рассуждавшие о Жоскене сообразовывались с тем обстоятельством, что имели дело с почившим композитором, то есть с произведениями, которые продолжали жить исключительно в memoria потомков и были уже недоступны occasione, осуществляемому через действенное вмешательство сочиняющего индивидуума. Все, кто писал о Жоскене, хорошо сознавали, что речь идет о композиторе минувшей эпохи. А значит, мотивы, по которым о нем продолжали говорить, не сводились к тому, что Глареан обозначал словами «ostentatio ingenii» [Glarean 1547: 441], то есть желанием продемонстрировать его ingenium. Скорее, здесь был другой побудительный мотив, тоже присутствующий у Глареана, а именно: уверенность в том, что воля к осуществлению творческой индивидуальности, уже успевшая стать атрибутом композитора, способна была возвысить музыкальное творчество надо всем временным, преодолеть время. В рамках выстраиваемой Глареаном концепции трех эпох каждое поколение обладает как преходящими, так и вневременными свойствами. Лишь подобное соединение преходящего и вечного (что сопоставимо с абсолютной актуализацией Античности у Петрарки) способно было оправдать неумирающую memoria, связанную с именем композитора.