Музыка ветра

– Она просто не привыкла выплескивать свои эмоции наружу. А сейчас у нее случилось сильное потрясение… Чувства, самые разные, переполняют ее и рвутся наружу, требуя немедленно выхода. Конечно, в такие минуты трудно совладать с собой. Пусть побудет немного одна, разберется сама со своими эмоциями, а заодно и поймет, что сейчас она уже, слава богу, не одинока и рядом с ней есть близкие люди.

– Позвольте мне помочь вам, Лорелея, подняться наверх. У вас усталый вид.

Лорелея не сопротивлялась.

– Благодарю вас! – коротко поблагодарила она Гиббса и снова обратила свой взор на распахнутый чемодан, вспомнив, что именно ей хотелось записать в свою тетрадь чуть ранее. Секреты похожи на кур. Они всегда возвращаются домой, на свой насест.

Она сделала шаг навстречу Гиббсу, но внезапная острая боль, казалось, располосовала ее тело пополам. Такой боли она еще не испытывала. Ее колени стали ватными, перед глазами вспыхнули огненно-белые круги.

Она почувствовала, как рука Гиббса крепко обхватила ее за талию, и он бережно усадил ее на скамью.

– Сейчас я вызову скорую, – сказал он успокаивающим голосом.

Лорелея отрицательно качнула головой, пытаясь из последних сил оторвать свое лицо от его груди.

– Нет! Пока Мерит ничего не должна знать…

Но Мерит уже бежала к ней навстречу и звала ее. И в этот момент очередная волна невыносимой боли накрыла Лорелею с головой. Последнее, что она помнила, уже теряя сознание, – это перепуганные лица Гиббса и Мерит, склонившихся над ней. А в это же самое время прямо над их головами пролетел самолет, оставляя в чистом голубом небе пушистые белые полосы, похожие на длинный шлейф.

Глава 29. Мерит

Огонь, бушующий внутри зданий, всегда темный, не яркий. Черный дым мгновенно перекрывает любые языки пламени, и очень часто люди, оказавшиеся внутри горящего здания, гибнут из-за того, что ничего не видят и не могут сориентироваться в темноте, как и куда им выбираться.

Я сижу в комнате для посетителей при больнице Бофортского Мемориала города Гринвилла. Открываю глаза и невольно вздрагиваю от своего лихорадочного видения. Нет, это не дым… Это ледяная вода, которая постепенно заполняет мои легкие. Такая же черная и беспросветная, как и дым от огня внутри здания. Она тоже не дает мне возможности ни дышать, ни видеть ничего вокруг. Вскакиваю с места и начинаю возбужденно мерять комнату шагами. Босоножки Лорелеи негромко постукивают по белому линолеуму, испещренному сотнями чужих следов. Впиваюсь взглядом в закрытую дверь приемного покоя и уже в который раз понимаю, как много, оказывается, значит в моей жизни Лорелея. Останавливаюсь и начинаю разглядывать свои ноги в ее босоножках, словно надеясь увидеть вместо них ее красивые, всегда накрашенные ноготочки. Не то что у меня. Мои ногти не накрашены и без всяких следов педикюра. И это выглядит так убого, так… безнадежно. В комнате вместе со мной коротает время еще одна посетительница, женщина средних лет. Вот она недовольно фыркает, нечаянно роняя свое вязание. Оно неспешно соскальзывает на ее объемный живот, обтянутый старым изношенным свитером в сине-зеленых тонах.

Не успели мы добраться до госпиталя, как Гиббсу позвонили с работы. Он очень хотел остаться, но я убедила его ехать в свою детскую консультацию. Почему-то мне снова захотелось побыть одной. Сама даже не знаю, почему. Но просто с детских лет одиночество всегда действовало на меня благотворно, как некий особый защитный механизм от стрессов. Отец когда-то сравнивал меня с опоссумом. Этот зверек тоже всегда прячется от всех, притворяясь спящим. Лишь много позже, уже повзрослев, я поняла смысл отцовского сравнения во всей его полноте. Мало закрыть глаза и сделать вид, что тебя никто не видит. Все равно ведь тебя видят другие. Но привычка прятаться от людей так и осталась, несмотря на все мои благие порывы избавиться от нее. Впрочем, понимать что-то и принимать это как данность – это, как ни крути, две разные вещи.

Всю дорогу Гиббс ехал вслед за каретой скорой помощи, сопровождая ее на своем внедорожнике вплоть до самой больницы. Мы ехали молча. В салоне висела гнетущая тишина. Мы оба чувствовали свою вину. Он все знал. Еще до прибытия скорой он велел мне принести таблетки Лорелеи из ее комнаты. Уже наполовину пустая бутылочка с таблетками морфия по пять миллиграмм каждая. Морфий! А ведь еще пять минут тому назад я была почти уверена в том, что у Лорелеи просто капризный желудок, и ничего более.