Музыка войны

Пальмы колыхались на порывистом, мощном ветру, то сгибаясь наполовину, то выпрямляясь – в такие минуты обманчивое их спокойствие вводило человека, выглядывавшего в окно в надежде на то, что погода утихомирилась, в совершенное заблуждение. Вот он начинал одеваться, чтобы выйти на улицу, вот он уже был у двери, накидывал шлепки, но напоследок выглядывал в окно, и тут же желание идти гулять пропадало.

Ураганный ветер поднимал в воздух наземные плакаты, сносил ограждения, обрывал цветы, ломал живописные кусты, изредка даже деревья. На пляжах он поднимал песочные вихры, так и плясавшие, так и бесновавшиеся по берегу, будто чертовская сила, пробудившаяся от многодневного сна, исполняла здесь свой злорадный танец – и было опасно для глаз спускаться на пляж.

Даже в уютных бухтах океан лютовал: он поднимал столпы воды, нарастал, накапливал мощь, близясь к берегу, а у самой кромки его волна вдруг закручивалась, и страшная белая пена с грохотом обрушивалась на песочно-галечную землю, обнажая, как кости, застывшую лаву под ними. Казалось, погода всеобщим порывом исполняла злорадную и буйную «Пляску смерти» Камиля Сен-Санса.

На краю небосвода, изрезанного горными хребтами, гнездились над валунами исполненные свинцовой тяжестью тучи, неподвижные, грозные, словно застывшие в ожидании своей очереди излиться на город стеною воды.

В этот самый день самолет Читера то и дело бросало из стороны в сторону при посадке, пассажиры затихли в страшном ожидании, не раздавалось ни единого звука, покашливания или стона, пока каким-то чудом он наконец не приземлился.

Улицы были безлюдны, когда Джон приехал на такси домой. В окнах его небольшой виллы не горел свет, но это было понятно: было еще совсем не темно, хотя и довольно мрачно из-за обильных облаков, сковавших небо. Он открыл дверь ключом и позвал ласково:

– Мира! Митя!

Перед самым отъездом, снедаемая тревогой за будущее Миры и Мити, Карина начала подозревать, что Джону каким-то образом удастся обмануть ее и лишить ее детей. Ей стало казаться, что этот холодный военный в отставке, с удивительно злым взглядом, столь быстро утративший к ней интерес как к женщине, был способен на все: мог подкупить чиновников, полицию, мог даже выставить ее преступницей, наркоманкой или алкоголичкой. Что она делала? Зачем купила билет в Африку? Не лучше ли было взять детей в охапку и улететь с ними куда угодно: хоть в Стамбул, хоть даже в Киев. А вместо этого она намеревалась отправиться в чужую страну, бросив детей одних в доме, чтобы следить за старым, нелюбимым мужем!

– Мама, не улетай. – Вдруг сказал Митя, прежде спокойно остававшийся дома один с сестрой. – Мне отчего-то страшно.

Было еще только семь утра, но солнце вовсю стелилось по кромке океана и достигало окон виллы и балкона. Мира безмятежно спала наверху, лишь ее брат, чувствительный и ранимый, проснулся сразу же после матери. Тогда-то Карина испугалась не на шутку. Она завертела в руках телефон, судорожно соображая и спрашивая себя о том, кому позвонить, кого попросить о помощи: несколько лет назад она оборвала связь со всеми родственниками, Парфеном, даже матерью, заблокировав их номера, а затем удалив их из записной книжки. Но когда-то Карина знала номер Зои Васильевны наизусть, но это было так немыслимо давно, так преступно давно… Она попросту не вспомнит его!

А все же цифры, словно по волшебству, одна за другой выстроились в ряд в уме. Только бы Зоя Васильевна не сменила свой московский номер телефона! Вскоре послышались длительные гудки, никто не брал трубку. Карина трепетала от напряжения, колени дрожали от волнения. Она звонила и звонила, не сдаваясь, хотя все казалось безнадежным. Вдруг на том конце раздался недовольный голос:

– Алло! Кто это?

И хотя много лет прошло, и хотя Карина была уверена, что она давно забыла голос матери, но, лишь только услышала, как мгновенно узнала ее:

– Мама! Мама, это ты?

– Кто это?!

– Да это я, Карина. Ты слышишь? Карина!

В трубке что-то зашуршало, западало, затем раздался треск, и наконец Зоя Васильевна заговорила:

– Карина? Почему так рано звонишь? Мы тут спим с детьми.

– С какими детьми?

– С моими подопечными. – Послышался холодный, удивительно равнодушный голос.

Казалось, Зоя Васильевна не испытала восторга от того, что дочь, не звонившая несколько лет, вдруг вспомнила о ней, и Карина с горечью подумала, что, вероятно, она зря обратилась к матери. Сейчас ей придется пойти на унижение только для того, чтобы в итоге услышать отказ.

– Мама, мне нужна твоя помощь. Я через несколько часов улетаю в Африку, к мужу. Но мне кажется, он что-то задумал.

– Парфен в Африке?

– Ах! Нет… прости, я не сказала… Мой новый муж – англичанин. Он очень коварен.

– Да как же ты Парфена…

– Не спрашивай ни о чем, нет времени, прошу тебя. У тебя ведь всегда открыта виза? Прилетай, забирай детей, увози их хоть на край света, а лучше в Москву, к себе. Мне кажется, что муж хочет развестись со мной и отобрать детей. Он к ним очень привязался. Пока он в Африке, я полечу, отвлеку его, а ты прилетай.

– Но ведь он не их отец, как он отберет их?