– Невозможность наших отношений заключается в другом. – Катя перебила ее. – Если я соглашусь быть с ним, то выйдет так, будто я и приехала в Москву для легкого пути – выгодно выйти замуж и заняться чем-то довольно достойным, но опять-таки тем, что мне будет даваться легко. Разве сложно будет помогать ему снимать фильмы, когда на это выделены средства, причем им самим? Разве это не будет брак по расчету?
– Браки по расчету – самые крепкие. Ты сама так говорила всегда.
– Да, но я лишь имела в виду то, что брать в расчет нужно сходство взглядов, мироощущения, характеров, образования, а никак не состояние человека и те двери, что он открывает для тебя. Если я соглашусь на его предложение, я как будто должна буду переродиться в другого человека, в одну из тех женщин, которые всегда были далеки от меня… Я словно и полюблю его лишь за то, что он сделает для меня. Нет, это все слишком легко, слишком беспрепятственно. Ах, впрочем, не слушай. Все, что я сказала – ложь. Я не знаю, почему, не знаю истинных причин, только знаю, что все это невозможно для меня.
Вдруг Ксюша совершенно изменила свое мнение и стала произносить прямо противоположные доводы, то ли оттого, что хотела согласиться с Катей, то ли оттого, что ждала, когда та сама начнет склоняться к отказу:
– Ты как хочешь, а это тут совсем ни при чем. Спустись с небес на землю, Кать. Он живет в особняке в Серебряном бору! Ты видела цены там? Будете вместе фильмы снимать, ага. Очнись, пока не поздно.
Вдруг сцена последней встречи с Александром живо предстала перед глазами Кати. Он попытался вновь поцеловать ее, на этот раз уже в очень странном ресторане, где они были отделены от всех посетителями высокими багровыми ширмами. Отовсюду вместе с клубами дыма разносился запах кальяна и даже марихуаны.
– Я все положу к твоим ногам, все. – Говорил он, а она уворачивалась от его поцелуев. – Если хочешь, весь мир.
– Да мне ничего не нужно, только ты, пожалуйста…
– Что?
– Можешь не давить на меня? Я не готова пока к отношениям. Я хочу понять, кто ты есть на самом деле.
– И кто же я есть, как ты сейчас меня видишь?
Он ухмыльнулся, закрыл глаза и, будто безгранично наслаждаясь мгновением, попытался прильнуть к ее губам.
– У меня такое чувство, как будто в меня сейчас, сию секунду пытаются… как бы это сказать…
Катерина с трудом подбирала слова, хмурясь, и ее взволнованный и возмущенный голос заставил Александра открыть глаза и перестать тянуться к ней губами.
– Как будто… силы зла пытаются проникнуть в меня.
– Силы… зла? – Он не засмеялся, но легкая улыбка все же проявилась на его лице.
– Да, и ты как демон-искуситель, испытываешь меня, проверяешь.
– Ты случайно не ходишь каждое воскресенье в церковь? Потому что рассуждения у тебя прямо, так скажем, церковные.
– Какое это имеет значение, если именно так я все эти твои объятия сейчас чувствую?
– Ты всегда руководствуешься чувствами, а не разумом, не мыслью? Чувства принудят тебя потерять очень много возможностей в жизни.
– Порой между чувством и мыслью столь тонкая грань, что я и сама не понимаю, что руководит мной. Но сейчас я пойду домой. Прости.
Да, она сбежала от него, сбежала в Донецк. А Александр все равно писал, звонил, когда она ехала в аэропорт, когда приехала в аэропорт, он беспокоился, ругал ее за то, что не дала ему отвезти ее. Казалось, если в нем и оставалось какое-то странное неприятное жеманство, то это было наследие прошлых лет, когда он встречался с женщинами совсем из другого окружения, наследие, от которого он постепенно избавлялся. Ведь проявлял же Александр искреннюю заботу о Кате, думал о ней, звонил, общался, когда они даже не встречались по-настоящему! Судить нужно было не по словам, а по делам, а дела его были хороши, благочестивы, и ей не в чем было его упрекнуть.
Сомнения, сомнения, вечные сомнения, и колебания, и стремительные метания, и крайности… возможна ли любовь без них? А сама жизнь, сотканная не только из свершений, но и противоречий, и ошибок, и досадных промахов, и постыдных провалов, возможна ли без них?
После второго из концертов в Донецке среди окруживших Катерину и других музыкантов людей оказался мужчина в военной форме с девочкой лет семи-восьми. Она почти сразу заметила и его, и девочку со сцены: отец водил дочь на каждый их концерт, и ей это было удивительно, удивительно, почему военный такое значение придавал музыке, когда в его стране – в ДНР – происходили события намного важнее искусства или культуры.