«Нет ничего прекраснее дороги…»
Всем, с кем я познакомилась
на Цветаевском фестивале
в Запорожье
Нет ничего прекраснее дороги,
нет ничего светлее добрых встреч.
Пускай минуты радостны, но строги, —
их долго будем в памяти беречь.
Пусть кратки наших душ прикосновенья
и сдержанны биения сердец, —
в них торжество, полёт и вдохновенье,
что дарит нам заслуженно Творец.
На коне
Он степенно шел по кругу
и послушно брал пассаж.
Понимал, идёт не цугом
и не тащит экипаж.
Я его кормила хлебом.
Конь смотрел в мои глаза.
Было солнце, было небо
и деревьев образа.
Травы, птицы, замка стены —
всё в единое слилось
и, наполнив жаром вены,
вдруг в душе отозвалось.
Мы прошли четыре гита.
Вот бы ранверс и паркур!
Знаю, ноги Малахита[4]
помнят множество фигур.
Только я уже не смею
ни лансаду, ни плие.
Видно старость – злая фея —
уж взяла на острие.
«Не ошибиться в выборе друзей…»
Не ошибиться в выборе друзей,
не помнить зла и не держать обиды.
Пусть стылый ветер – франт и ротозей —
на эту жизнь свои имеет виды.
Открыть все карты, быть самим собой,
не верить в оголтелость тусклых буден.
Пусть грусти надрывается гобой,
а солнце бьёт в огромный яркий бубен.
Забыть все козни алчущих врагов,
терпеть, идти и верить каждым нервом
в земную силу тающих снегов
и знать, что ты ещё не в круге первом.
Да просто жить. Наотмашь, наугад,
не ведая греха, не отрекаясь
от песен, от стихов и от цикад
и от тюрьмы с сумой не зарекаясь.
Да просто быть. Сегодня и сейчас.
Пусть этот мир безумен и непрочен,
зато ветвей чернеющих каркас
уж мягкой зеленью любовно оторочен.
«Ударю в колокол души…»
Ударю в колокол души —
очищу злые души.
Ветрило странствий, поспеши,
и я покину сушу.
Уеду прочь, в любую даль —
претят осколки вёсен.
Я потеряюсь, как Грааль,
и заблужусь меж сосен.
Былое в памяти сотру:
несносны дней эскорты.
А сердце бьётся на ветру,
как на разрыв аорты.
«Останови, сентябрь, коней…»
Останови, сентябрь, коней.
Пусть будет больше душ спасённых,
ведь солнце светит всё тускней
в багете листьев золочёных.
Двенадцатый вал
П. Б.
Падает снег оглушительно тихо.
Снежной завесы белесый туман.
Каждая ёлочка – словно купчиха,
тополь – огромный седой истукан.
Что так божественно падает с неба —
радость, любовь или тихая грусть?
Что прорицает дельфийская Феба,
я, разгадав, заучу наизусть
И окунусь в этот святочно-пышный
крупных снежинок стремительный бал.
Тропки не видно, и голос не слышен —
зимнее буйство. Двенадцатый вал.
Ветер подул – и синицы упали,
крылья расправив у самой земли.
Если бы это сердца наши знали,
тоже б, наверно, полёт обрели.
Просто – упасть, но ведь надо – подняться,
даже порою и к солнцу взлететь.
Чтобы собою всегда оставаться,
нужно лишь очень того захотеть.
Только тогда и полёт, и свобода
станут твоими друзьями навек.
Слаще не сыщешь запретного плода.
Пробуй – и жизнь обретай, человек.
Принять бы каплями метель
Сыграй на дудочке, душа,
избыв протяжный гул органа.
Вновь на погоду плачут раны,
благие помыслы круша, —
а сердце лупит в барабаны,
и замираю чуть дыша.
Принять бы каплями метель
и робкий отсвет акварели,
пассажи утренней свирели,
дорог седую канитель
и всех закатов, что сгорели,
неповторимую пастель,
ручной работы кружева
резных ветвей заиндевелых,
так поразительно несмелых, —
и вдруг понять, что ты жива
в сиянье улиц оголтелых,
что в новогодней кутерьме
ты – часть искрящегося снега
и свет таинственного брега.
В душевной непроглядной тьме —
самодостаточная Вега.
Татьянин день
На синем небе белые стволы
берёз. Неотвратимые морозы.
Дороги, переулки и дворы
диктуют письмена житейской прозы.
Семь голубей над маковкой парят —
то ангелы несут на крыльях благость.
И солнце завершает свой обряд,
и благовест дарует сердцу радость.
Крестами подпирая небеса,
Свято-Покровский жизнь провозглашает.
Татьянин день. Заката полоса
сиянье дня по капельке вкушает.
«Я дверь закрою на засов…»
Я дверь закрою на засов,
включу поярче свет.
Спокойный, ровный бой часов —
безмолвию ответ.
Потёртый старенький альбом
и ваза на столе.
Остыл отеческий мой дом,
как воздух в сентябре.
И на изящный вензель роз
я брошу грусти горсть
и отменю апофеоз —
я здесь сегодня гость.
«Стёрты лица, и даты…»
Стёрты лица, и даты,
и дороги изгиб.
Время, стой, ну куда ты?
Ведь не видно ни зги,
и совсем непонятно,
что там ждёт впереди.
И чтоб всё, как когда-то,
не надейся, не жди!
И ничем не измерить
нам отсчитанный срок.
Остаётся лишь верить
в случай, фатум и рок.
Зачем так быстро…
Зачем так быстро время мимо нас?
Зачем весна, а сил уже так мало?
Опустит ночь суровое забрало,
и месяц повернётся вдруг анфас.
И кольца лет нанижет на судьбу
шальное время, алчущее горя.
Мы в мирозданьи растворимся вскоре.
Настрой же, время, вечности трубу.
«Как древней Весты заклинанья…»
Как древней Весты заклинанья,
как милость фавна, как елей,