Читаем Музыка жизни полностью

«Нет ничего прекраснее дороги…»

Всем, с кем я познакомилась

на Цветаевском фестивале

в Запорожье

Нет ничего прекраснее дороги,

нет ничего светлее добрых встреч.

Пускай минуты радостны, но строги, —

их долго будем в памяти беречь.


Пусть кратки наших душ прикосновенья

и сдержанны биения сердец, —

в них торжество, полёт и вдохновенье,

что дарит нам заслуженно Творец.

На коне

Он степенно шел по кругу

и послушно брал пассаж.

Понимал, идёт не цугом

и не тащит экипаж.


Я его кормила хлебом.

Конь смотрел в мои глаза.

Было солнце, было небо

и деревьев образа.


Травы, птицы, замка стены —

всё в единое слилось

и, наполнив жаром вены,

вдруг в душе отозвалось.


Мы прошли четыре гита.

Вот бы ранверс и паркур!

Знаю, ноги Малахита[4]

помнят множество фигур.


Только я уже не смею

ни лансаду, ни плие.

Видно старость – злая фея —

уж взяла на острие.

«Не ошибиться в выборе друзей…»

Не ошибиться в выборе друзей,

не помнить зла и не держать обиды.

Пусть стылый ветер – франт и ротозей —

на эту жизнь свои имеет виды.


Открыть все карты, быть самим собой,

не верить в оголтелость тусклых буден.

Пусть грусти надрывается гобой,

а солнце бьёт в огромный яркий бубен.


Забыть все козни алчущих врагов,

терпеть, идти и верить каждым нервом

в земную силу тающих снегов

и знать, что ты ещё не в круге первом.


Да просто жить. Наотмашь, наугад,

не ведая греха, не отрекаясь

от песен, от стихов и от цикад

и от тюрьмы с сумой не зарекаясь.


Да просто быть. Сегодня и сейчас.

Пусть этот мир безумен и непрочен,

зато ветвей чернеющих каркас

уж мягкой зеленью любовно оторочен.

«Ударю в колокол души…»

Ударю в колокол души —

очищу злые души.

Ветрило странствий, поспеши,

и я покину сушу.


Уеду прочь, в любую даль —

претят осколки вёсен.

Я потеряюсь, как Грааль,

и заблужусь меж сосен.


Былое в памяти сотру:

несносны дней эскорты.

А сердце бьётся на ветру,

как на разрыв аорты.

«Останови, сентябрь, коней…»

Останови, сентябрь, коней.

Пусть будет больше душ спасённых,

ведь солнце светит всё тускней

в багете листьев золочёных.

Двенадцатый вал

П. Б.

Падает снег оглушительно тихо.

Снежной завесы белесый туман.

Каждая ёлочка – словно купчиха,

тополь – огромный седой истукан.


Что так божественно падает с неба —

радость, любовь или тихая грусть?

Что прорицает дельфийская Феба,

я, разгадав, заучу наизусть


И окунусь в этот святочно-пышный

крупных снежинок стремительный бал.

Тропки не видно, и голос не слышен —

зимнее буйство. Двенадцатый вал.


Ветер подул – и синицы упали,

крылья расправив у самой земли.

Если бы это сердца наши знали,

тоже б, наверно, полёт обрели.


Просто – упасть, но ведь надо – подняться,

даже порою и к солнцу взлететь.

Чтобы собою всегда оставаться,

нужно лишь очень того захотеть.


Только тогда и полёт, и свобода

станут твоими друзьями навек.

Слаще не сыщешь запретного плода.

Пробуй – и жизнь обретай, человек.

Принять бы каплями метель

Сыграй на дудочке, душа,

избыв протяжный гул органа.

Вновь на погоду плачут раны,

благие помыслы круша, —

а сердце лупит в барабаны,

и замираю чуть дыша.


Принять бы каплями метель

и робкий отсвет акварели,

пассажи утренней свирели,

дорог седую канитель

и всех закатов, что сгорели,

неповторимую пастель,


ручной работы кружева

резных ветвей заиндевелых,

так поразительно несмелых, —

и вдруг понять, что ты жива

в сиянье улиц оголтелых,


что в новогодней кутерьме

ты – часть искрящегося снега

и свет таинственного брега.

В душевной непроглядной тьме —

самодостаточная Вега.

Татьянин день

На синем небе белые стволы

берёз. Неотвратимые морозы.

Дороги, переулки и дворы

диктуют письмена житейской прозы.


Семь голубей над маковкой парят —

то ангелы несут на крыльях благость.

И солнце завершает свой обряд,

и благовест дарует сердцу радость.


Крестами подпирая небеса,

Свято-Покровский жизнь провозглашает.

Татьянин день. Заката полоса

сиянье дня по капельке вкушает.

25 января 2013Свято-Покровский монастырь

«Я дверь закрою на засов…»

Я дверь закрою на засов,

включу поярче свет.

Спокойный, ровный бой часов —

безмолвию ответ.


Потёртый старенький альбом

и ваза на столе.

Остыл отеческий мой дом,

как воздух в сентябре.


И на изящный вензель роз

я брошу грусти горсть

и отменю апофеоз —

я здесь сегодня гость.

«Стёрты лица, и даты…»

Стёрты лица, и даты,

и дороги изгиб.

Время, стой, ну куда ты?

Ведь не видно ни зги,


и совсем непонятно,

что там ждёт впереди.

И чтоб всё, как когда-то,

не надейся, не жди!


И ничем не измерить

нам отсчитанный срок.

Остаётся лишь верить

в случай, фатум и рок.

Зачем так быстро…

Зачем так быстро время мимо нас?

Зачем весна, а сил уже так мало?

Опустит ночь суровое забрало,

и месяц повернётся вдруг анфас.


И кольца лет нанижет на судьбу

шальное время, алчущее горя.

Мы в мирозданьи растворимся вскоре.

Настрой же, время, вечности трубу.

«Как древней Весты заклинанья…»

Как древней Весты заклинанья,

как милость фавна, как елей,

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Отто Шмидт
Отто Шмидт

Знаменитый полярник, директор Арктического института, талантливый руководитель легендарной экспедиции на «Челюскине», обеспечивший спасение людей после гибели судна и их выживание в беспрецедентно сложных условиях ледового дрейфа… Отто Юльевич Шмидт – поистине человек-символ, олицетворение несгибаемого мужества целых поколений российских землепроходцев и лучших традиций отечественной науки, образ идеального ученого – безукоризненно честного перед собой и своими коллегами, перед темой своих исследований. В новой книге почетного полярника, доктора географических наук Владислава Сергеевича Корякина, которую «Вече» издает совместно с Русским географическим обществом, жизнеописание выдающегося ученого и путешественника представлено исключительно полно. Академик Гурий Иванович Марчук в предисловии к книге напоминает, что О.Ю. Шмидт был первопроходцем не только на просторах северных морей, но и в такой «кабинетной» науке, как математика, – еще до начала его арктической эпопеи, – а впоследствии и в геофизике. Послесловие, написанное доктором исторических наук Сигурдом Оттовичем Шмидтом, сыном ученого, подчеркивает столь необычную для нашего времени энциклопедичность его познаний и многогранной деятельности, уникальность самой его личности, ярко и индивидуально проявившей себя в трудный и героический период отечественной истории.

Владислав Сергеевич Корякин

Биографии и Мемуары