Музыка жизни

Фонарь в берете розовом.

И ангел лета кружится

во храме во берёзовом.

А в жизни брешь бездонная,

печаль в парче и кружеве

сияет, непреклонная,

как памятник Бестужеву.

И прошлое расстреляно,

и речи наши праздные.

И мы глядим растерянно,

и близкие, и разные.

Чёрным по белому

Чёрным – по стенке квадраты и полосы.

В белом цветеньи черёмухи – волосы.

Месяц молоденький – дынною долькой.

Сколько в неведеньи, в сумраке сколько?

Сколько надежде нечаянной теплиться?

В небе неяркая звёздочка светится.

Грешного счастьица шаткая лестница —

крестница грусти и радости крестница.

Сколько по кромке, по краешку сколько?

Вальс, тарантелла, чакона и полька,

жок, болеро… Как мгновения тянутся…

Что же грядёт, что же в сердце останется?

Вновь заполняем отчаянья нишу:

– Слышишь, любимый?

– Любимая, слышишь?

Рвутся в пространство судеб отголоски:

– Мы так похожи, мы душами тёзки.

Два сапога, что слагаются в пару,

Дека и гриф, что являют гитару.

Что же никак мы не сложим дороги?..

…Стынут слова, распадаясь на слоги.

Отчего, почему?

Почему-то болит и покоя не знает душа.

Вроде нет ничего, чтоб впадать в удрученье и горе,

но живу, как на грани, тревогу и страхи глуша,

и сникаю по полной при каждом с тобой разговоре.

Отчего, почему? Может, это от серой весны,

от промозглых дождей, что скребутся в оконные стекла,

от того, что не снятся цветастые летние сны,

а одежда дорог без весеннего солнца поблёкла?

Ну а вдруг – оттого, что часами молчит телефон,

что постылые дни не приносят давно утешенья?

Вроде всё хорошо, и успешно был начат сезон

отрезвленья души, – но опять впереди искушенье.

В моих мыслей кольцо – не продеть временные пласты.

И зачем вспоминать? – Очевидны и лица, и даты.

А ещё овертолы, фор-флеши, мазолы, висты

твоих действий и слов – как предвестники новой утраты.

Дотянись, не спеши, перепутай и день и число,

разгреби лишний хлам, посмотри: наши души, как эхо,

отражают фатально иллюзий шальных ремесло.

Может, это и есть разрушительный привкус успеха?

Стоп мотор. Мы играем бесчисленный дубль.

Мы не сможем с нуля. Так побойся хотя бы уж Бога.

Ну зачем тебе счастье пустое за ломаный рубль,

если солнце маячит почти что совсем у порога?

«Вы меня рассмотрели средь множества лиц…»

Вы меня рассмотрели средь множества лиц —

я ведь тоже пила с одного лишь лица.

Только мы проиграли наш жизненный блиц:

в девять граммов души – девять граммов свинца.

Нашу светлую жизнь ни Всевышний не спас,

ни серебряный звон, ни святая слеза.

В этой гулкой ночи тихо смотрят на нас

ярких звёзд образа, образа.

Нежно-палевый цвет ваших пристальных глаз

при рожденьи вам Господом дан,

а изящный рефрен ваших вычурных фраз —

лишь обман, лишь обман, лишь обман.

Небо звуки упрямо слагает в хорал,

расстилает кисейное звёзд полотно.

Уплывает луны снежно-белый овал, —

только мне всё одно, всё одно.

«Пой, тальянка, жги, тальянка!..»

Пой, тальянка, жги, тальянка!

Звуки больно хороши.

Клавиш мелких перебранка —

как спасение души.

Переливы, переборы —

в них и нежность, и огонь,

нескончаемые споры —

а потом – ладонь в ладонь.

Неказистая гармошка —

голос чистый, как слеза.

Снова ссоры злая кошка

заглянула нам в глаза.

Разлюбезная тальянка,

неуёмная гармонь!

Нынче с милым перебранка,

чтоб потом – ладонь в ладонь.

«Дождит, и мысли тихо мечутся…»

Дождит, и мысли тихо мечутся.

Плащ неба серого повис.

И снова я за всё ответчица —

бессменный праведник кулис.

Не обольщусь ни злым, ни краденым,

не сотворю любви назло.

Поверь, неправым и неправедным

непоправимо «повезло».

Враждою горе не избудется,

а только ляжет коркой льда.

Душа скукожится, простудится —

и навсегда, и навсегда…

«Когда-то верила тебе…»

Когда-то верила тебе,

мой златоуст.

А нынче правлю по судьбе

сорокоуст.

Тебя я видела порой

и без прикрас,

мой словоблудливый герой,

калиф на час.

Ты мне так много обещал —

почти весь мир,

но все слова поистаскал

свои до дыр.

Я до безумия сыта

твоим враньём.

Какая ж это маета —

наш фарс вдвоём!

Давай погасим боль

Ну давай же погасим боль,

как рассвет свечи.

Навалилась тугой сумой

и гнетёт плечи

недосказанность, а порой

тяготит и ясность.

Я хочу, наконец, понять,

какова причастность

твоих глаз, твоего плеча

к вековой грусти,

где высоких словес и фраз

роковое устье,

как глубоких душевных ран

и обид мускус

заставляет ныть и дрожать

каждый мускул,

каждый нерв звенеть

верхним «ля» октавы.

Нашей жизни читаю вновь

пустоты главы.

Risoluto

[5]

Вспоминать и плакаться негоже,

всё однажды в памяти сотру.

Счастья оголтелого рогожа

плещется, как парус на ветру.

Словно перед дальнею дорогой,

помашу отчаянью рукой.

Стану независимой и строгой,

обрету пленительный покой.

Буду хороша до неприличья

и сварю душистый жаркий грог.

Пусть твоё пустое безразличье

вновь ко мне не ступит на порог.

В этой непроглядной жуткой стыни

ничего не стану говорить.

Привкус жизни – с горечью полыни…

Просто выйду в осень покурить.

Осень любви

Отзвучало скерцо птичьих трелей.

Осень завершает свой обряд.

На зелёном фоне пышных елей

листья вишни заревом горят.

На любовь накладываю вето.