Музыка жизни

«Все вещи о тебе лишь говорят…»

А. Мурачу

Все вещи о тебе лишь говорят

в той комнате, где ты дышал когда-то.

Здесь мысли до сих пор твои парят,

и тишина – как лунная соната.

Направо – шкаф, он книгами богат.

Живут в диване папки со стихами.

И стол рабочий был бы очень рад

принять тебя, пусть даже и с грехами.

Хотя не понимаю, в чём твой грех:

ты жил, писал, смеялся, увлекался

и был совсем не хуже прочих всех,

а просто чище прочих оказался.

Зачем ты рано с жизнью счёты свёл?

Ты написал бы лучшие страницы…

Квадратом чёрным молча смотрит пол

в окна незащищённые глазницы.

Обними меня

Обними меня, ветер!

Обожги первым вздохом весны.

Протяни на ладони земли

песни трав.

Закружи, расскажи,

как спешат в облаках журавли

к беспокойно журчащим ручьям,

к серебристому зову ветвей

над моей, надо всей

опьянённой землёй…

Обними меня, ветер!

Если сможешь, попробуй понять.

Отгремели по крышам дожди,

отмели, холодея, снега.

И уже никогда не обнять,

не смешать непослушных волос,

не искать милых глаз

среди утренних рос,

на лугу…

Слышишь, ветер?

Я всё сберегу!

Не мани.

Обними.

Помяни…

Ветер памяти

О, ветер памяти, не знающий преград!

Он столько возвращал меня назад…

И до сих пор тасует карты лет.

Лишь то мне свято, что приносит свет.

Бьётся колокол души

Одиночество

Солнце, как всевидящее око,

выглянуть изволило на час.

Шаркает в заливе одиноко

старенький задымленный баркас.

Вновь волны холодной зазеркалье

отражает всё наоборот.

Застывая в сумрачном оскале,

облако безгрешное плывёт.

Я его ни в чём не укоряю,

не смотрю заумною совой,

просто в одиночество ныряю —

полное. Как в омут – с головой.

«Бокал муранского стекла…»

Бокал муранского стекла

глоток вина в себе лелеял.

И плавно мысль моя текла

и расцветала, как лилея.

Перебирая чётки слов,

я как-то всё перемешала —

и жизни явь, и тайны снов —

во чреве грешного бокала.

В незащищённости своей

я первый раз не отрекалась

от горькой пустоши полей

и к ним испытывала жалость.

Я возвращала память вспять

и бесконечно воскрешала

свою тоску. За пядью пядь.

Вдыхала аромат бокала.

Я и сегодня помню тот

безмерно терпкий вкус печали.

И то, как капли источали

дождя немыслимый гавот.

Пируй, осенняя пора!

Не плачь, щемящая тревога!

То из души, как со двора,

уходит боль походкой Бога.

«Стою у паперти давно ушедших дней…»

Стою у паперти давно ушедших дней

и слушаю весны многоголосье,

и бед минувших колкие колосья

становятся и ближе, и родней,

И сердце откликается сильней.

Как сизых голубей воркует стая!

И я, страницы прошлого листая,

смотрю на гладь ещё холодных вод,

где облаков бездомных отраженье

и дерзкого воображенья плод

рисуют мне картины вдохновенья

и жизнь мою без грусти и забот.

«Как хочется безмерного тепла…»

Как хочется безмерного тепла,

но воздух окончательно остужен,

и мой порыв неважен и ненужен.

Поверхность запотевшего стекла

уж ткётся из тончайших белых кружев.

А между нами – вечности ветла.

Дутар[11] тоски отчаяньем разбужен.

О, Боже, до чего же мир простужен,

а грусть необоснованно светла,

и лик небес опасно безоружен…

Шалая душа

Шалая душа

плещет на ветру.

Выйду не спеша

рано поутру.

Не далек мой путь,

узкая тропа.

Дарит жизни суть

яркая строфа.

Будут птицы петь

песни вразнобой.

Я закину сеть

в дремлющий прибой.

Станет лгать волна,

думы вороша,

как на самом дне

зорька хороша.

И зачем ты так,

речка, глубока?

Вновь в твоей воде

тонут облака.

Вместе с ними я

покидаю высь,

а вокруг звучит

тихое «Вернись»…

«Я иду по песку. Ноги мои босы…»

Я иду по песку. Ноги мои босы.

Заплету-ка тоску да в тугие косы.

Ох, как сердце болит… Не горюй, сердечко:

видишь тополь стоит, словно в церкви свечка.

В небе птаха парит да крылами машет.

Быстро жизнь пролетит и не станет краше.

Снова речка-река в глубь волною манит.

Рвётся с криком строка, горем душу ранит.

Заплету я тоску да в тугие косы

и уйду по песку в золотые росы.

Выпьет росы трава, как перед закланьем.

Вступит осень в права краснолистой бранью.

Не ругай, не кори, отпусти былое.

Бледный лучик зари – свет пред аналоем.

«Каждый день, как будто Судный…»

Каждый день, как будто Судный,

сердце – колокол кричащий,

и душа, как пёс приблудный,

по ночам скулит всё чаще.

И в глухом углу клубочком

спят мои воспоминанья.

Мысли – точки, точки, точки…

И тире – как осознанье.

Осознанье горьких буден

и молчанья спелых вишен.

Вен биенья громкий бубен

только мне одной и слышен.

Жизнь от корки и до корки

перелистываю втайне.

Отворите неба створки,

чтоб перевести дыханье.

«Хочу отгородиться от себя…»

Сумев отгородиться от людей,

Я от себя хочу отгородиться.

Иосиф Бродский

Хочу отгородиться от себя,

от правды и от искренних участий,

от нужных слов – души моей причастий,

покой и равнодушье возлюбя,

и ложь, и лесть поставив в изголовье

всех дел, что наполняла я любовью.

Моя открытость вовсе не нужна

и лишь причина пламенных раздоров,

обид и ни кому не нужных споров.