Читаем Музыка жизни полностью

Не надо, Болдов, нас в штрафную роту,

чтоб русский стих совсем не обОлдел.


Как жаль, что нет балов и политеса,

и фортепьян тревожит редко слух.

Шагнули б так в развитии процесса

высоких поэтических наук!


Дуэли, пьянки и стихи, и бабы —

и так тяжёл ваш непосильный груз.

Поэзий ваших велики масштабы,

и каждый мнит, что он козырный туз.


Мы и сейчас всю тяжесть бренных буден

смиренно тащим на своих плечах.

Мы как писали, так писать и будем,

чтоб штат поэтов часом не зачах.

«Какая удача, однажды расправив крылья…»

Какая удача, однажды расправив крылья,

преодолев поверья и тяжесть безумных буден,

забыв о размахе зла и любви бессильи,

взлететь, ударив крылом в раскалённый бубен.


Пусть видит мир, проржавевший от слёз и крови,

что солнце живо и греет домовьи крыши,

что дуги улиц задумчиво сводят брови,

а створки окон открыли сердец ниши,


Что на асфальте сером мелом рисуют дети

смешных жирафов, собак и несносных кошек,

что вновь весны цветенье по всей планете

и вдоволь света – деревьям и птицам – крошек,


Что языком шершавым лижет нам души время,

мы – далеки, словно берег левый и берег правый.

Какое нынче в землю мы бросим семя,

такие и будем когда-то косить травы.

Мелодии с виниловой пластинки

Добавлю в кофе тёртый шоколад,

чтоб вовсе не почувствовать горчинки,

и буду повторять, как постулат,

мелодии с виниловой пластинки.


А в них дорога и морской простор,

в них сок берёз и листья, как записки,

и стук колёс, и звон гусарских шпор,

и шелест трав в степи, и обелиски.


В них яблонь цвет и колокольный звон,

и школьный двор, и золото рассвета,

любовь, собой похожая на сон,

трава у дома и осколки лета.


И этот мир, придуманный не мной,

глаза напротив, синий-синий иней,

и утра стяг, и бесконечный бой,

и учкудук в горячечной пустыне.


А где теперь такую песню взять,

звучала чтобы не витиевато,

чтоб пароходы с нею провожать,

когда любовь одна лишь виновата?


Вернуть бы время вышедшее – вспять,

и песни, что живут, как невидимки.

И потому я буду повторять

мелодии с виниловой пластинки.

По ком звонит колокол

Утро. Вещает колокол. Благовест.

Нету покоя сердцу и голове.

Вольная воля – с горных хребтов норд-вест,

бабочка с чёрными крыльями на траве.


Нет, не по мне звонит. Рано ещё. Постой,

горечь бездонная. Видишь, опять весна.

Это потом я буду просто сухой золой,

коль оболочка станет душе тесна.


Стелется тропка, стелется между трав,

а беспокойный колокол всё звонит.

Господи, Боже, Ты – бесконечно прав,

нас направляя сердцем всегда в зенит.


Надо успеть при жизни преодолеть

всё, что толкает в бездну, в кромешный ад,

чтоб до того, как выпадет умереть,

мы не вкусили аггела горький яд.


Долго ли, долго будет ещё звонить

и будоражить душу, будить мечты?

Как мне с ладони жизни, скажи, испить,

если стою, а рядом одни кресты?..

2013 г.У могилы родителей и брата.

«Я люблю бродить по дорожкам в парке…»

Я люблю бродить по дорожкам в парке,

по ветвям читать дуновенье ветра.

Если он оставил свои ремарки,

наряжать рябины в бонет из фетра.


И держать в объятьях охапку листьев,

а потом подбрасывать над собою

и смотреть, как красного цвета кисти

полыхают ярко над головою.


А ещё кормить хлебной коркой уток

и сидеть на брёвнышке у причала,

позабыв о времени светлых суток:

их часов порой почему-то мало.


Здесь всегда так много тепла и смысла.

Это лучше, чем Лондон, Париж, Севилья.

Незаметно радуга вдруг повисла —

семицветный фазан расправляет крылья.


Здесь ни слов, ни ссор, ни смертей до срока.

Лишь гуляют осени, зимы, вёсны.

Им не надо жизни платить оброка —

вперехлёст берёзы, ракиты, сосны.


И не важно, кто ты, зачем и сколько

и каков твой дом – из дворцов иль хижин.

Не бывает здесь ни грешно, ни горько,

и никто не будет никем обижен.


Я люблю бродить по дорожкам в парке,

из лучей плести на странице строчку.

Мне никак нельзя допустить помарку.

Аккуратно ставлю в блокноте точку.

«Ты удивительно адекватен…»

Ты удивительно адекватен,

хоть мило врёшь.

Какое море, какой фарватер,

куда плывёшь?


Какие лица, какие страны,

и где предел?

Но твой ответ лишь вскрывает раны

и слов, и дел.


Одну лишь фразу я согреваю,

зажав в горсти.

И, сокрушаясь, благословляю

твои пути.

«Когда души коснётся пустота…»

Когда души коснётся пустота

тягучая, как песня муэдзина,

как холодность разящего перста

и блеск щита возмездья палладина.


Когда внезапно резко полоснёт

по сердцу необузданно живому,

так лезвие конька кромсает лёд

в противовес молчанью гробовому.


Когда замрёт внезапно суета,

а взгляд и мысль сольются воедино,

мы ощутим знамение креста

святого духа и Отца, и Сына.


Тогда и возопим речитатив:

«Еже еси… твоя да придет воля…»

и чашу до конца свою испив,

познаем суть небесного пароля.

«Уплывают апрельские дни…»

Уплывают апрельские дни,

вместе с ними – дожди и туманы.

Вновь весенних дурманов осанны

и восторги друзей и родни.


Необузданный ветер с высот,

ощущенье любви и полёта.

И нежданным подарком джекпота —

благотворный судьбы поворот.


В царском парке сплетенье ветвей,

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Отто Шмидт
Отто Шмидт

Знаменитый полярник, директор Арктического института, талантливый руководитель легендарной экспедиции на «Челюскине», обеспечивший спасение людей после гибели судна и их выживание в беспрецедентно сложных условиях ледового дрейфа… Отто Юльевич Шмидт – поистине человек-символ, олицетворение несгибаемого мужества целых поколений российских землепроходцев и лучших традиций отечественной науки, образ идеального ученого – безукоризненно честного перед собой и своими коллегами, перед темой своих исследований. В новой книге почетного полярника, доктора географических наук Владислава Сергеевича Корякина, которую «Вече» издает совместно с Русским географическим обществом, жизнеописание выдающегося ученого и путешественника представлено исключительно полно. Академик Гурий Иванович Марчук в предисловии к книге напоминает, что О.Ю. Шмидт был первопроходцем не только на просторах северных морей, но и в такой «кабинетной» науке, как математика, – еще до начала его арктической эпопеи, – а впоследствии и в геофизике. Послесловие, написанное доктором исторических наук Сигурдом Оттовичем Шмидтом, сыном ученого, подчеркивает столь необычную для нашего времени энциклопедичность его познаний и многогранной деятельности, уникальность самой его личности, ярко и индивидуально проявившей себя в трудный и героический период отечественной истории.

Владислав Сергеевич Корякин

Биографии и Мемуары