Может, стало радостней и чище,
или мягче стала простыня?
Может, чашки смотрят по-другому
или чайник свищет нараспев?
Если скажешь «Счастлив в этом доме»,
не поверю – выдумка и блеф.
На окне напыжилось алоэ,
на стене картина смотрит вбок.
Счастью надо, чтобы были двое,
чтобы миски, тапки, молоток.
Чтобы пахло курицей и соком,
улыбалось шторами окно,
а иначе в жизни мало прока —
просто чёрно-белое кино.
«Уступаю тебя другим…»
Уступаю тебя другим,
что толпой у твоих ног.
Только будешь ли ты любим,
коль уже преступил порог?
В королевстве кривых зеркал
оборвётся сердец нить.
Дождь вчера на жизнь уповал,
а с утра перестал лить.
Посуровел сырой асфальт,
но не в этой беде беда.
Просто ветра тоскливый альт
зацепился за провода.
«Дорогая, скажи мне, где ты?..»
Маме
Дорогая, скажи мне, где ты?
Может, облаком проплываешь
или звёзд серебряным светом
мои сумерки укрываешь?
Может, ходишь моею тенью,
отражением таешь в лужах
и всечасно, мне во спасенье,
греешь душу в кромешных стужах?
Дорогая, скажи хоть слово,
стань вдруг ветром, травой, синицей.
Одиноко и долго снова
без тебя будет вечер длиться.
Я не знаю, куда мне деться
от тоски и воспоминаний.
Я пытаюсь душой согреться
средь людей и безмолвных зданий.
Дорогая моя, мне горько
от сознанья реальной сути.
Задыхаться ещё мне сколько
от беды, как от едкой ртути?
Ни тебя, ни отца, ни брата.
Две плиты – всё, что мне осталось.
Безгранична моя утрата.
Бесконечна души усталость.
Добрый ангел
Юрию Яковлеву
Он – воплощение ума
и средоточие таланта.
Он обладал душой атланта
и романтичностью Дюма.
Его запомнили навек.
В кино, в театре ли – не важно.
Он тихо жил – не эпатажно,
но был великий человек.
Любовь не мерил на весах
и не заботился о ранге.
Он будет самый добрый ангел
в холодных зимних небесах.
«Не вижу, не живу, не чувствую, не жду…»
Не вижу, не живу, не чувствую, не жду.
Скукоженный букет уже похож на веник.
Наотмашь и сплеча надменную «звезду» —
я не стяжатель звёзд и даже не Коперник.
Не надо, не хочу – всё блажь и карнавал.
У масок завсегда пустые злые лица.
Я лучше подниму и осушу бокал
и вырву из души ненужную страницу.
Но страшно мне одно – закончилась тетрадь.
Лишь титул и обрат, а между ними – пусто.
Выходит, что уже нам нечего терять…
Vivat, vivat, vivat расстрелянному чувству!
О Петербурге
О, этот город, что пришпилен к небу!
Твой сочный дух сродни бывает хлебу.
Он души кормит, словно птиц с ладони,
он всех приемлет, никого не гонит.
Мы в нём всегда себя осознаём.
Со вкусом выпив кофе спозаранку,
мы мчим на Невский или на Фонтанку
и дышим полной грудью и взаём.
Небесный свод нам открывает дверь,
И, каменный, главу склоняет зверь,
а всех мостов согбенная спина
несёт смиренно оголтелость дня
и тишину надменной белой ночи.
И Всадник медный призрачность пророчит,
и Летний Сад – зелёной кисеёй,
и царский дух витает над землёй.
Тень
Давит висок, давит, крепнет тупая боль,
но ничего не исправить – сыграна твоя роль.
Давит – не прикоснуться, больно порой вдохнуть.
Но даже если вернуться, ты не осмыслишь суть
страха и отреченья и прожигания сил.
Разные облаченья ты примерял и носил.
Разные разговоры застили мне глаза.
Но затянулись споры – их продолжать нельзя.
Радуги возрожденье вновь переходит в ночь,
и для меня спасенье – просто уйти прочь.
Выцветет поднебесье, звёзды сомкнут свой взор.
С едкой душевной спесью всякая дружба – вздор.
Давит висок, давит. Вот уж который день.
Правит свой бал, правит бледная, куцая тень.
«Отбивает моё сердце гулкий степ…»
Отбивает моё сердце гулкий степ,
в голове играют мысли в чехарду.
Жизнь моя – скороговорка, грустный рэп,
что слагается буквально на ходу.
Время – крылья надо мной во весь размах:
измеряет мои будни на аршин.
Притупились, видно, боль моя и страх,
ведь не раз срывалась с нужных мне вершин.
Я не знаю, кто мне прочил этот крах,
кто молился за моё небытие,
но всегда креста спасительного взмах
останавливал меня на острие.
Я, наверное, в рубашке родилась,
иль у Господа за пазухой – в раю.
Даже если б и сегодня сорвалась,
задержалась бы на самом на краю.
Я на постриг не готова – признаюсь,
но молиться буду сердцем до конца.
Одного на свете только я боюсь —
нелюбви Его тернового венца.
Выбираю джаз
Электричка. Промозгло. Ночь.
За окном – пунктир фонарей.
И уходит бесследно прочь
самый лучший из ноябрей.
Разлинован дорогой дол.
Воздух в тамбуре горячей.
– Секс, шампанское, рок-н-ролл, —
так озвучил ты суть вещей.
Может шутишь, а может нет.
Вот такой откровенный сказ.
Ты уверен и ждешь ответ…
Только я выбираю джаз.
«Не говори ненужные слова…»
Не говори ненужные слова.
Они мешают понимать друг друга.
Ведь очень трудно вырваться из круга,
когда и так-то дышится едва.
Не замыкайся в собственном бреду —
убогость мысли не даёт полёта.
И не гаси внезапную звезду,
ведь звёзды в небе зажигает кто-то.
Не совершай поступков наугад,
не ставь по жизни выдуманных точек.
Всему, что есть, будь бесконечно рад,
учись читать порою между строчек.
Цени всё то, что небом нам дано, —