Существовала, по уверениям родителей Стаса, все еще не способных поверить в произошедшее. Этот визит дался Игнату куда тяжелее предыдущего. Он не был причастен к убийству, но все равно чувствовал себя виноватым и стеснялся смотреть в глаза его матери.
А та искала его взгляда, словно хотела убедиться, что Игнат и правда не позволит этой смерти остаться безнаказанной.
– Стас был очень послушным мальчиком, – третий раз кряду повторила она. – И учился всегда на «отлично»… и спортом занимался.
На коленях у нее лежал альбом с фотографиями, но женщина не порывалась его открывать, просто гладила велюровую обложку.
– Поступил сам, без блата… и учился, и работал, чтобы нам легче было… и все его хвалили. А потом он так радовался, когда ему Алексей Петрович предложение сделал. И оклад хороший, и фирма, и все…
Пока однажды путь мальчика-отличника, несомненно, вежливого и почтительного к родителям, ответственного и в то же время компанейского парня, не прервался – в директорском кабинете.
– Расскажите о его невесте.
По тому, как женщина вздохнула, Игнат понял: невеста – не плод чьего-то воображения. Она существовала, и это ее существование некогда было источником тихих бытовых дрязг.
– Анна… она такая…
Женщина не привыкла говорить о людях плохо, тем более что теперь, после смерти сына, девушка казалась ей почти родным человеком. Горе ведь объединяет людей.
– Какая она внешне?
– Средненькая. Такая… щупленькая. Не сказать, чтобы совсем тощая, но именно что щупленькая. Плечики эти худенькие… Ручки тоненькие. Чисто ребенок. Я так Стасу и сказала: ты в паспорт-то ее заглянул? А то знаете, есть же такие хитрые, что сами в кровать лезут, а потом шантажируют, мол, пойдут и заявление напишут, что их изнасиловали. Он только посмеялся, мол, Аннушке уже восемнадцать.
Следовательно, она совершеннолетняя как минимум, но субтильного телосложения и внешности средней. Но все равно надо будет с Эллочкой переговорить: ревнивая женщина соперницу гораздо ярче опишет. А там уж можно и ценный портрет составить.
– Она из себя – тихая, незаметная, но… – Мать Стаса нахмурилась, словно не давала ей покоя какая-то мысль, вот только она не знала, прилично ли эту мысль высказывать совершенно постороннему человеку? – В тихом омуте черти водятся…
– Я подозреваю, – Игнат решил быть откровенным, – что Анна втянула вашего сына в нехорошую историю, что именно она подтолкнула его залезть…
Остальное женщина сама додумает. Она ведь уже думала об этом, не раз и не два, но всякий раз отгоняла недобрые мысли, мол, больное воображение и боль утраты за собой ведет, усиливается…
– Я… предполагала, – руки ее сжались, костяшки пальцев побелели. – Ну не нравилась она мне! А муж смеялся, я, мол, к сыну ревную, все свекрови не любят хорошеньких невесток. Я ж не ревную… он же и раньше девочек приводил. Всяких. И Эллочка… чем она не пара ему? И красавица, и умница, и друг дружку они с ранних лет знают. Он только отшучивался. Небось сейчас-то не Анна, а Эллочка мне помогает… и она не бросит меня. Добрая девочка!
В Эллочкиной доброте Игнат вовсе уверен не был.
– А у этой… вроде улыбается она, но глазищи – холодные такие… нечеловеческие. О чем думает – не понять! И моего дурака Анна не любила… теперь я уверена, она это!
– Убила?
Женщина пожала плечами, но все же сказала:
– Нет, она же слабенькая… а Стас спортом занимался. Я о том, что видела ее… тогда видела.
– Когда?