Наряду с созданием потенциальных последствий для мелодии, хроматические ноты сигнализируют о гармонии. Мы разобрались, что модуляция в новую тональность означает привлечение нот, которые не входят в диапазон старой тональности, но тем не менее остаются диатоническими; таким образом хроматическая нота повышает вероятность смены тональности. В эпоху классицизма модуляции обычно производились быстро и четко обозначались; даже частое использование уменьшенного аккорда – серии интервалов малая терция, не имеющих четкого тонального центра, – для введения модуляций включало в себя небольшую целевую неопределенность, поскольку этот переход сам по себе был достаточно формальным (Рис. 10.10а). Но с началом романтической эпохи модуляция стала намного более протяженной, развивающейся через длительные хроматические пассажи, которые притупляли ощущения тонального направления. Шопен мастерски владел этим приемом, он вел музыку сквозь странные, не подходящие по тональности гармонии без признаков скорого завершения. Его «Вальс ля-бемоль, Op. 64 No. 3» осуществляет переход из минорной в мажорную тональность достаточно простым способом: как мы узнали из главы 4, мажор и минор довольно близко располагаются друг от друга в гармоническом пространстве, но Шопен, если можно так выразиться, отправляется в это путешествие в сильный шторм (Рис. 10.10б). И дело не в том, что он плохой моряк, а в том, что в этом выражен его гений. Сам по себе переход из минора в мажор никого не удивит, но после блуждания по извилистой дорожке появление мажорной тональности одаривает свежестью и сладостью, как будто мы выходим из густой чащи на открытый луг.
В отличие от сдерживания ожиданий с помощью задержки или неожиданности, двусмысленность или неопределенность полностью ставит ожидания под сомнение. Мы начинаем думать: «Ну где же эта каденция?» или «о, ритм поменялся», а может «так, что тут вообще происходит?». Когда путаница разрешается сама по себе, удовольствие возникает не столько от радости оправданных ожиданий, сколько от обретения возможности снова различать шаблон, структуру и направление. Мы уже видели примеры того, как перекрещивающиеся ритмические шаблоны могут создавать неопределенность в отношении метра, но именно гармония и тональность, а не ритм, служили классическим композиторам до начала двадцатого века основным механизмом создания неопределенности.
Тональная неопределенность даже не требует хроматических нот. Рассмотрим четыре первые торжественные ноты первой баховской Фуги до-диез минор из Первого тома «Хорошо темперированного клавира» (Рис. 10.11): все ноты находятся в диатонической минорной гамме, но сгруппированы в слишком узком тональном пространстве – интервал малая терция, – и поэтому нельзя сделать точное предположение о тональном центре. Скрытый умысел Баха немедленно вызывает наш интерес.[79]
Эмоциональная сила хроматизма не ограничивается западной музыкой. Нечто похожее на потенциал «негармоничных» нот встречается в китайской музыке, где тоны pien, замещающие пентатоновый звукоряд (стр. 100), были под запретом для дворцовой или религиозной музыки. Цель такой музыки заключалась в умиротворении души, а эти ненормативные звуки разжигали, по мнению знающих людей, настоящие страсти.
Интра-опус. Предсказуемость, на основе которой выстраиваются предположения, может заключаться внутри композиции, а не опираться на рассмотренные ранее схемы: это один из способов подчеркнуть тот очевидный факт, что композиции создаются из повторяющихся тем и мотивов. Такие самодостаточные темы в музыкальном произведении иногда называют неуклюжим термином «интра-опус» («внутри произведения»). Они часто работают против наших характерных ожиданий, создавая интересные возможности для сравнения.
Например, настойчивый ритмический шаблон «Марса» из «Планет» Густава Холста задает закономерность, которая сама по себе довольно неортодоксальна в западной тональной музыке, поскольку основывается на ритме 5/4, содержащем и восьмые, и триоли (Рис. 10.12). Если бы «Марс» внезапно перешел в вальс, мы бы удивились, хотя вальсовый размер гораздо привычнее, чем пятидольный.