МУЗЫКАНТ В ЗАЗЕРКАЛЬЕ

Гольдштейн [2] (cм. гл. IV, «Необычайное предвидение»).

И здесь читатель, возможно, пожмет плечами: «Кто их там

разберет? Гольдштейн обвиняет Рихтера, Рихтер – Локшина…»

И это очень важный момент. Он позволяет в эпоху Интернета

узнать правду. Статью Артура Штильмана прочло очень много

народу. Ею интересовались и на портале Евгения Берковича, и на

музыкальных форумах. И – тишина. Страшно. Потому что –

правда.

Был, впрочем, в Интернете на forumklassika.ru один полный горечи

отклик (Agasfer, 15.10.2007):

«Большое спасибо за статью [А. Штильмана], я, честно говоря,

ничего о Гольдштейне не знал, кроме обычного: «был

вундеркиндом, а как зрелый мастер не состоялся». Записей, по

теперь понятным причинам, не слыхал. Оказывается – очередное

вранье и очередное… если не убийство, то очень близко. Уже,

казалось бы, мог и привыкнуть к подобным разоблачениям, а все

равно тошно».

* * *

Вообще, чтение истории моего отца – к сожалению – требует от

читателя повышенного внимания к способу установления истины.

Истина не лежит в этой истории на блюдечке. ОДНА ИЗ СТОРОН

– ЛЖЕТ.

Замечу, что для меня путеводной звездой в расследовании истории

отца была статья В.И. Прохоровой «Трагедия предательства»[3],

которую я подробно разбирал в [4]. Я с самого начала не

сомневался в том, что ненависть Прохоровой к отцу – совершенно

искреннее чувство и что факты, изложенные ею в этой статье (Т.Е.

ДО ТОГО, КАК ОНА ПОЗНАКОМИЛАСЬ С МОИМИ БОЛЕЕ

ПОЗДНИМИ ВОЗРАЖЕНИЯМИ [4]), нужно рассматривать

всерьез, отделять их от досадных недоразумений (которые в ее

статье также, к сожалению, имеются) и совершенно отдельно

рассматривать выводы, к которым «органы» умело ее подвели.

К недоразумениям, имеющимся в статье Прохоровой, я, из

уважения к ее сединам, отношу:

1) никогда не существовавшую «трехкомнатную квартиру

Локшина»;

2) неизвестно чей (скорее всего, дамский) почерк с похожими

буквами «м» и «ш», приписанный Прохоровой моему отцу.

Я считаю своей громадной удачей то, что не встречался с

Прохоровой и не приводил ей своих контрдоводов до ее

публикации.

Замечу, что в «Мышеловке» (гл. 1), где собраны наиболее яркие

аргументы, я не опирался на одно интереснейшее свидетельство

ученицы моего отца Инны Львовны Кушнеровой, так как у меня

не было возможности дать независимое подтверждение ее

рассказу о событиях 1949–50 гг.

Сейчас такая возможность появилась.

И.Л. Кушнерова писала мне 1 августа 2002 года (полностью

письмо приведено в «Гении зла»):

« Вот, что мне запомнилось. Прохорова много и охотно говорила

– о своих именитых родственниках и знакомых и о том, кто из

них что сказал. В ее речах, произносившихся НА ПУБЛИКЕ,

постоянно присутствовали так называемые «антисоветские

высказывания», за которые тогда нещадно карали. Мне было

страшно все это слушать, и я даже спросила Вашего отца, НЕ

МОГУТ ЛИ РЕЧИ ПРОХОРОВОЙ БЫТЬ ПРОВОКАЦИЕЙ, на

что он ответил отрицательно». (Здесь и далее все выделения в

тексте сделаны мной – А.Л.)

Это, конечно, не фунт изюму – во времена террора вести себя

столь раскованно… Наличие у Прохоровой по крайней мере

парочки развед-родственников (Вера Гучкова-Трэйл, агент

«Лекал», еще, возможно, кто-то…) придает этому стилю

неповторимое очарование.

– Но не выдумка ли все это? – может спросить критически

настроенный читатель, прочитав выдержку из письма И.Л. Куш-

неровой.

Дадим слово Прохоровой [5]:

« Все разговоры с ним [Локшиным] <…> были сугубо

политическими и крайне интересными. Таких разговоров она

[Прохорова] не вела ни с кем. Даже с самыми близкими? НИ С

КЕМ».

Ну а теперь – слово биологу и зоопсихологу Ю.А. Лабасу (1933–