Музыкантская команда

— Браво!.. Туш!.. Туш!..

Мы и на этот раз сыграли туш. После этого за столом воцарилась полная тишина, нарушаемая только звоном бокалов. Все благоговейно чокались с англичанином и пили за его здоровье.

Вдруг среди перезвона я услышал чьи-то приглушенные, но четкие слова:

— Мерзавец! Истинный мерзавец!..

До этого я не раз слышал, как наши ребята произносили слова и похлеще, но на сей раз я, сам не знаю почему, содрогнулся. У меня не было никакого сомнения, что выкрикнул эти слова кто-то из наших и что адресованы они англичанину. Мгновение, затаив дыхание, мы переглядывались: кто же это?!

К счастью, никто, кроме нас, видимо, не расслышал этих слов. Даже Штерлинг, который в эту минуту стоял спиной к оркестру, оставался невозмутим. Впрочем, все его внимание было поглощено гостями. Он старался не пропустить ни одной команды. Вот он повернулся к оркестру и зашептал:

— Сейчас начинайт танцевать… Шнеллер, Вальдтейфель…

Мы поспешно раскрыли ноты с вальсом Вальдтейфеля и, как только послышался шум отодвигаемых стульев, начали играть.

Так никто и не узнал, кто же осмелился обругать англичанина.

Банкет затянулся до поздней ночи. Все мы страшно устали и проголодались. В тревоге дня мы даже не поужинали, а в полку был неписаный закон: кто опоздал к трапезе, оставался голодным.

Во время одного из перерывов ребята попросили Арсена: пусть, мол, поговорит, чтобы нас накормили. И впрямь, на столах оставалось еще столько яств, отчего бы и не выделить нам небольшую долю? Штерлинг, например, уже устроился за одним из столов и за обе щеки уплетал шашлык и запивал его вином.

Арсен решительно направился к маэстро. Через минуту-другую он вернулся и молча уселся на место, крепко обхватив свой огромный бас-геликон, будто боялся, как бы кто-нибудь не выхватил его.

Ребята в конце концов стали перешептываться между собой:

— Поглядите, как он притих… Ни бе тебе, ни ме…

— Ишь, сидит словно овечка…

— И инструмента его совсем не слышно…

Последнее обстоятельство заметил также и Штерлинг.

— Эй, фельдфебель! — зашептал он сердито. — Почему вы играйт зо шлехт?..

— «Шлехт, шлехт»… — бормотал себе под нос Арсен. — Сам сел, поел-попил, тебе-то какая забота, что у меня в животе кишка кишку лопает… Шлехт!..

К счастью, в это время англичане поднялись, сказали, что устали с дороги и должны отдохнуть.

И как только они вышли, нам было приказано собрать свои манатки и отправляться в казарму.

…Ночь была лунная. Перед домом премьер-министра стояло несколько фаэтонов, а вокруг суетились гости; одни спешили занять место для себя, другие соревновались в галантности: уступали места друзьям и знакомым.

Несмотря на поздний час, у подъезда толпились голодные, изможденные беженцы. Они молили о куске хлеба. Несколько офицеров с бранью пытались отогнать их подальше, чтобы не ударить лицом в грязь перед чужеземцами.

Мы все вместе дошли до ближайшего угла. Здесь нам предстояло разойтись в разные стороны: музыкантам — в казарму, а мне домой (я, как самый младший, пользовался правом ночевать дома).

Улицы были пустынны. Только время от времени слышались звуки торопливых шагов запоздалых прохожих да издалека доносились какие-то выстрелы.

— Мальчики кутят, — озабоченно сказал Арсен, прислушиваясь к выстрелам. Потом обернулся ко мне: — Пошли, провожу тебя.

— Не надо, — сказал я, немного обидевшись. — Я не маленький, сам дойду. Никого я не боюсь.

— А кто говорит, что боишься? — засмеялся Арсен. — Разговор у меня к тебе есть.

Великан-басист был моим идолом, и, услышав, что он хочет говорить со мной как с равным, я, конечно, не стал возражать.

— Ну что ж, пошли, — произнес я как можно равнодушнее.

Мы попрощались с остальными и направились в сторону нашего дома. Я прислушивался к шагам, гулко отдающимся в тишине ночи, и ждал, когда Арсен начнет разговор.

Но старшина молчал, погруженный в свои мысли. Перекинутый через его плечо бас-геликон поблескивал в лунном свете. Я решил сам начать разговор:

— Сегодня под конец твой геликон совсем не звучал. Почему это?

— Не знаю, — рассеянно пожал плечами Арсен и снова погрузился в размышления.

Я решил подождать еще немного. Меня вдруг заняла проблема: как бы это наступить на собственную тень, которая двигалась впереди меня? Но каждый раз, едва я решительно выбрасывал вперед ногу, тень отскакивала от меня. Заметив мои попытки, Арсен в сердцах сказал:

— Ходи спокойно, что это за мальчишество!

На сей раз я уже возмутился:

— А чего же ты молчишь? Ведь сказал — разговор есть!

— Разговор? Какой еще разговор? — удивленно поглядел на меня Арсен.

— Откуда я знаю?.. Сам же сказал, что хочешь поговорить.

— Ах да… — протянул басист. — Послушай, как ты думаешь, кто это сегодня обругал англичанина? Там, у министра…

Я пожал плечами.

— Мне показалось, что это ты…

— Я? Нет, братец мой, — покачал головой Арсен. — С меня довольно и того, что было сегодня на вокзале. За такие слова с человека могут кожу содрать.

— А что говорил этот англичанин, я ничего и не понял, — сказал я.

— Ну, это не твоего ума дело, — ответил Арсен и снова надолго замолчал.