Музыканты в зеркале медицины

Предпринимались неоднократные попытки выяснить, что послужило причиной обострения туберкулезного процесса у Шопена в 1836 году. Вне зависимости от природы собственно пускового механизма — то есть повторного заражения или реактивации старого туберкулезного очага (у взрослого человека второй путь наиболее вероятен) — следует в первую очередь остановиться на тех факторах, которые способствовали снижению сопротивляемости организма и повышению вирулентности туберкулезных бактерий, на протяжении многих лет таившихся в старом очаге. Если не принимать во внимание непосредственные контакты Шопена с больными, то в гигиенических условиях его личной и профессиональной жизни в первые парижские годы нельзя усмотреть ничего такого, что могло бы способствовать внезапной повторной вспышке заболевания. Попытки отнести причины такой вспышки на какие-то особенности личности Шопена также представляются более, чем сомнительными. Да, по свидетельствам современников молодой Шопен был бледен, хрупок и чрезвычайно худощав, что соответствует описанию в паспорте, выданном ему перед поездкой в Англию в 1837 году: «Рост 1,70 м, вес 97 фунтов». Повышенное утомление и недостаточное питание, конечно же, ослабляют конституцию и способствуют реактивации туберкулезного очага, но попытки усмотреть причину такой реактивации в какой-то особой болезненной предрасположенности личности Шопена до сих пор не имели успеха. Каренберг пытается искать причину обострения заболевания Шопена в потрясении, вызванном крушением его любви к Марии Водзинской, которое привело к снижению иммунитета его организма. На это можно возразить, что обострение латентно протекавшего туберкулеза произошло у Шопена еще зимой 1836/1837 года, то есть за год до разрыва этой связи, в связи с чем психосоматическая гипотеза Каренберга не представляется состоятельной.

Все же можно почти с полной достоверностью утверждать, что первичное инфицирование Шопена туберкулезом произошло в ранней юности, а в 1826 году имело место обострение, причиной которого могли быть либо повторное инфицирование со стороны смертельно больной сестры, либо реактивация старого первичного очага. Это обострение клинически проявилось в туберкулезном отеке шейных лимфатических желез. Зимой 1835/1836 года произошло еще одно обострение туберкулеза, но на этот раз оно уже сопровождалось образованием каверн.

Эта реактивация старого туберкулезного очага сопровождалась обострениями в зимние месяцы 1835/1836, 1836/1837 годов, а зимой 1838/1839 года на острове Мальорка очередное обострение протекало столь тяжело, что едва не загнало Шопена в могилу. Пусковым механизмом данного обострения послужили тяготы этого путешествия, начавшийся сезон дождей и вызванная им простуда, сопровождавшаяся высокой температурой и воспалительными явлениями в бронхах. Уже в Пальме состояние Шопена, который страдал от лихорадки и непрерывного мучительного кашля, вызывало тревогу, но после переезда в монастырь Вальдемоса оно еще больше ухудшилось. Высокая температура, кашель и потеря крови при кровохаркании ослабили его настолько, что он уже был не в состоянии покидать свою келью. Угрожающее состояние вынудило его и Жорж Санд при первой же возможности отправиться в обратный путь, во время которого в феврале 1839 года у него произошло массивное кровотечение из легочной каверны — Шопен, по его собственным словам, «выхаркал полный умывальник крови».

Когда Шопен наконец добрался до Франции, казалось, что он уже отмечен печатью смерти, однако благодаря усилиям главного хирурга тяжелый кризис был неожиданно быстро преодолен. Примечательно, сколь разнятся между собой различные медицинские интерпретации кризиса, произошедшего у Шопена на Мальорке. Некоторые авторы полагают, что заболевание Шопена вообще впервые явно дало о себе знать лишь во время его пребывания на острове. Такого мнения придерживаются французский врач и исследователь жизни Шопена Э. Ганш и, прежде всего, его австралийский коллега К. Барри, который утверждает: «Примечательно, что до бронхита или воспаления легких, перенесенного Шопеном в Пальме, ни один из обследовавших его врачей, не находил у него даже следов туберкулеза. Вплоть до пребывания Шопена в Пальме мы не располагаем никакими доказательствами наличия у него туберкулеза». Подобные утверждения полностью игнорируют историко-медицинский аспект данной проблемы, поскольку врачи того времени располагали лишь весьма несовершенными методами прослушивания и выстукивания грудной клетки, которые не позволяли им правильно диагностировать органические изменения в легких. Поэтому дальнейшее обсуждение такого рода утверждений представляется нам бессмысленным.