Мы долгое эхо друг друга (сборник)

Кукушка:
            «Ку-ку!
Живи на земле…»
А палец —
            к курку.
А горло —
            к петле.
А небо —
            к дождю
(галоши надень)…
Сгибаясь,
            тащу
две тыщи недель.
Две тыщи суббот
(взвали,
если жив).
Следы
            от зубов
своих
            и чужих.
Все отблески
                     гроз
на глади
            стола.
И тихий вопрос:
«Зачем ты
была?..»
Несу на горбу, —
не сгинув
едва, —
чужую
            судьбу,
слепые
            слова.

Кукушка:

            «Ку-ку!
Останься.
Прошу…»
А я
            не могу.
А я
            ухожу.
Цветы в изголовье,
и тень на лице.
И ночь
            на изломе.
И пуля
в конце.

…А ты все время —

                      вверх,
все ближе,
            ближе.
Из-под закрытых век
тебя я вижу.
Идешь,
            как инвалид,
ступаешь ватно.
И кто заговорит, —
уже
            не важно.
Не важно,
            кто начнет,
а кто продолжит.
Себя
            перешагнет.
Жизнь
подытожит.
Взойдет на перевал.
Вернет,
отчаясь,
затасканным
            словам
первоначальность.

6. КОГДА ВЫЖИЛ…

Что я?!
            Что это я?!
                      Да что я?!
В воспаленном:
«то…
иль не то?..»
Выбрал
            самое распростое.
Проще пива.
Глупей лото…
Расплываюсь
            в слезливом трансе.
Вопли кончены.
Не берет…
Вы
            орите!
А я
наорался
на десяток годов
            вперед.
По озерной метельной глади
прет
весенних недель
                      орда.
Все будильники мира,
                      гряньте!
И замолкните
навсегда.
Лишним криком
                      эпоха скомкана,
смята
грохотом календаря…
Да отсохнет
            язык
                      у колокола,
если он трезвонит
зазря!..
Реки движутся
            в каменных шорах,
дни уходят в небытие…
Крик
            устал.
Да здравствует
шепот
двух людей:
его
и ее.

…Застыла у дверей.

Теперь
            помедли.
Невыносимой тишине поверь.
Вчера меж нами
                      были
                              километры.
Сегодня —
только тоненькая дверь.
Подмигивают фонари спросонок.
Над зимней ночью
                      взмахи снежных крыл.
Нам очень скоро сорок.
Очень сорок…

Войди в свой дом.

Я двери отворил.

Друзьям

«Я богат. Повезло мне…»

Савве Бродскому

Я богат.
Повезло мне и родом
                     и племенем.
У меня есть
Арбат.
И немножко свободного времени…

Я

подамся
от бумажных
          запутанных ворохов
в государство
переулков,
          проспектов
                      и двориков.
Все, что я растерял,
отыщу в мельтешении радужном.
Где витой канделябр
и бетонные глыбины —
рядышком.
Где гитары
          щекочут невест,
где тепло от варений малиновых.
Где колясок
          на каждый подъезд
десять —
детских
и две —
инвалидных.
Там, где будничны
тополя
          перед спящими школами.
Там, где булькают,
как вскипевшие чайники,
                     голуби.
Выхожу не хвалить,
не командовать
          уличной вьюгою.
Просто так
улыбаться
          и плыть
по Арбату
седеющим юнгою.

Богини