Мы говорим на разных языках (СИ)

Грэнзэ откинул голову, рассматривая рулевую тягу, лежавшую перед ним на верстаке, и едва заметно улыбнулся. Опять тепло-тепло и ласково.

«Опять железке, а не человеку».

Герда вздохнула, аккуратно передвинув затекшую ногу.

Грэй задремал, удобно устроив голову у нее на коленях, пока его брату не нужна была помощь.

- Не трогай, – Грэнзэ недовольно морщится, увидев, что Грэй бьет кулаком в стойку мерседеса, потому что закисший болт не откручивается. – Я сам.

Грэй вздыхает и бросает гаечный ключ в ящик, устало запрокидывая голову.

- Задолбало.

- Да ну? – Грэнзэ насмешливо дергает бровью, продолжая копаться под капотом. – Тогда кофе сделай.

Герда дергается помочь, но Грэй только улыбается ей и двигает к брату термос.

- Скажи, как помочь надо будет.

Получив в ответ утвердительный кивок, он заваливается на спальник и откидывает голову Герде на колени.

- Как пальцы? – тихо спрашивает он, бережно погладив замотанные пластырем ногти.

- Нормально, – Герда чуть пожимает плечами.

Ей неловко, что они опять сидят и ничего не делают – она и Грэй.

- Может, Юме сходить помочь, как думаешь? – тихо спрашивает она. – Ну, там хоть посуду помыть или приготовить?

Грэй отрицательно качает головой, закрывая глаза.

- Она сама разберется. Да и не стоит попадаться Сэльве на глаза – хватит и того, что Лисса там крутится. Потом будет высказывать, что мы работу в балаган превратили.

Герда не знает, что ответить, и надолго замолкает, наблюдая за Грэнзэ. Когда она опускает взгляд, то обнаруживает, что Грэй крепко спит.

Ей очень хотелось прервать тягостное молчание и заговорить.

«Почему с ним не получается просто поговорить? Хоть о чем-то. Как будто стена ледяная выстроена вокруг».

- Домой пойду, – Грэнзэ вытер руку об футболку и устало потер глаза. – Грэю скажи, как проснется, что тут только сиденья снять осталось. Сэльве я сейчас скажу, что заказ на верстаке собран.

Герда проводила его взглядом, остро ощутив обиду за то, что он даже не глянул в ее сторону, высказав просьбу.

Она опустила голову, закрыв глаза, и горько вздохнула.

Вот было в Грэнзэ что-то по-настоящему живое – не как в Грэе, поверхностное.

Да, Грэй был намного легче своего брата и гораздо приветливее и теплее. С ним было просто. Но Грэнзэ оказался на самом деле живым – стоило только понаблюдать за ним и увидеть очевидное.

«Которое, надо сказать, он хорошо прячет».

Он готов был ради своего брата на многое, если не сказать на все. Просто чтобы Грэю было хорошо и спокойно.

«Были бы мы в американском фильме, о нем бы сказали, что он за брата и жизни не пожалеет».

Сумерки.

Дождливые, слякотные и промозглые.

Город стремительно уходил из закатного марева в глухую глянцевую ночь.

Одна за другой вспыхивали рекламы магазинов и баров, искажая свой смысл отражением в лужах, где плавали вчерашние газеты и пластиковые крышки от бутылок.

«Все измерено деньгами. Все абсолютно. Здоровье, сытый желудок, крыша над головой…»

Грэнзэ запрокинул голову, подставляя лицо накрапывавшему дождю, и на минуту остановился.

Иногда ему начинало казаться, что вот еще немного, еще чуть-чуть стоит напрячься, и он сможет вырваться из круговорота этой поганой нищеты. Вытащить брата, дочь и себя, перевести дыхание, поехать в отпуск… В его комнате хранилась палатка, купленная у Кира, и крутой рамный рюкзак для походов в горы.

Старый подарок.

- Давай в Альпы поедем, – Лия лежит и смотрит в потолок огромными темными глазами, медленно затягиваясь тонкой ментоловой сигаретой. – Все дороги открыты теперь. Мы можем уехать куда угодно – ты и я.

Грэнзэ сидит на подоконнике и смотрит в окно. Он не любит ее дом – большой холодный и совершенный, выверенный своими четкими углами до неживой симметрии. Но Лие здесь хорошо, она тут дома.

- Возьмем палатку и просто уедем, – тихо продолжает она. – Будем на закаты смотреть вместе и дышать сосновой смолой.

Грэнзэ отворачивается от окна, от города с его машинами, деньгами, суетой и грязью, и, улыбаясь, смотрит, как Лиины глаза светятся в темноте комнаты, отражая фонари.

Большие-большие, как две темные лунищи, они заключают в себе для него весь мир и уверенность в том, что Альпы стоят того, чтобы Лия смотрела на рассвет с их высоты.

Темная дверь подъезда оказалась распахнутой настежь.

Грэнзэ нахмурился, недовольно отметив, что лампочка на площадке выбита, и пошел пешком.

«Вот кому на хер эта лампочка мешает, а? Светит себе и светит. Чего, другого места нет пообжиматься, что ли?..»

Он остановился, прижав к груди неприятно пульсировавшую кисть, и потер ее.

Да, ему казалось, что он справится со всем, выплывет и вытащит своих, но по какой-то невероятной причине каждый раз, когда он почти вырывался на поверхность и начинал уверенно думать о завтрашнем дне, ему на голову что-нибудь да обрушивалось.

«Правда, в этот раз как-то уже перебор».

Все началось с того, что Кир не смог вовремя отдать деньги за машину, сказав, что ему надо вложиться в какое-то дело, которое точно выгорит, и он сразу вернет долг с процентами.