Мы и наши невзгоды

«Ни одна революция в Европе и во всём мире не сможет достичь окончательной победы, пока существует теперешнее русское государство» [Ф. Энгельс]. Вот какое пугало выросло, кристаллизовав специфику России (по типу — 2) в действенном блоке всемирного значения и страха. При всём разнообразии и множестве врагов России, каждого со своей сутью, сквозь всех их, над ними и под ними всё же таилась коренная самобытность народа…, в ожидании бед. Пала империя, с которой целое столетие боролась русская интеллигенция. Термины: «Православие, самодержавие, народность» растеряли своё реальное содержание, превратившись в неискреннюю фразеологию. Революция могла быть только социалистической, а по русскому духовному складу только тоталитарной.

Н. Бердяев вспоминает яркий образ разрыва и раскола в русской жизни, приведший к трагедии древнерусской «Святости»: перед Никоном и Петром обнаружился «склероз» и окостенелость русской жизни, которая не допускала органического обновления ради сохранения бытия России. Старину приходилось ломать. И совсем не случайно, когда в 1917 году победили вершители революции, то они признали деятелей культурного ренесанса своими врагами и низвели их, уничтожив их творческое дело. Революция оказалась кризисом и утеснением духовной культуры. Причина не только в очень суженном сознании коммунистов, но и историческими грехами православия, которое не выполняло своей миссии преображения жизни, поддерживая строй, основанный на неправде и гнёте». Не случайно образовалась лжерелигия коммунизма.

«Напомним о некоторых национальных качествах, которые отмечал Достоевский: парадоксальность и противоречивость Русской Души (её антиномичность); её широта, безграничность, необъятность, апокалиптические черты; хаос, бедность; всечеловечность и «примирение идей»; отношение к Богу, второе пришествие будет в России; неподчинённость пределу и норме; забвение всякой меры во всём; богоискательство; максимализм; сиротство; «потребность отрицания»; саморазрушение и самоспасение; и мн. др. «Самое худшее в русских — это то, что они люди, а самое лучшее — то, что они русские»…, «никакого явного человеческого преимущества в своей праначальной метафизической предрасположенности русские не имеют, скорее наоборот».

Такой знаток России как Н. Бердяев, дополняет Достоевского и прямо признаёт: «Для нас самих Россия остаётся неразгаданной тайной. Такое присутствует у многих адептов русскоискательства». Черты русского народа по Н. Бердяеву: антиномичность, парадоксальность русской истории и души, соединение, казалось бы, несовместимого, общинность, коллективизм, склонность к анархии, пассивность, женственность и государственность, революционный консерватизм, национализм и универсализм, мессианство, тайная свобода, воля и смирение, крайности, терпение и бунт, братство и свобода духа, фантастическое духовное опьянение, отталкивание от формы, нигилизм, странничество, скитальчество, любовь к своей земле, искание Града Божьего и всеобщего спасения, апокалиптичность. О национальных русских чертах пишет Г. Чхартишвили: «душевная щедрость, размах, немелочность, склонность к анархии и ослабленный инстинкт самосохранения; отзывчивость, активная сострадательность, непонимание смысла приватности, неуважение к личности, как к чужой, так и к своей.

Интересны комментарии известного В. Мединского: «Мифы о России в мировой истории явление уникальное. Эти мифы настолько живучи, что невозможно объяснить их появление и сверхдолгую жизнь простой случайностью. Уникально в истории и другое — нигде, никогда чёрные мифы о стране не имели внутри её самой такой устойчивой поддержки. Отслеживать поведение нужно не отдельных личностей, а целого народа, не в конкретный миг, а на протяжении длительного исторического период».

6.3. Черты, качества и свойства русских

По вышеназванным причинам предметного многообразия качеств, не уложенных в какую-либо систему из-за сложности вопроса, придётся говорить о них врозь, лишь очень примитивно и не строго объединяя их для удобства в группы. Для содержания темы книги и этого будет достаточно.

Вера в свою русскость выступает как определяющая жизнетворная свойственность. Об условиях, в которых зарождалась идея русскости было сказано выше в пункте 4.2. Теперь же предстоит, во-первых, наполнить её предметным содержанием, которое и составит физическую суть веры и, во-вторых, дополнить по случаю и саму идею. А. В. Гулыга называет исток подлинно русской философии: «Новый Завет». Христианская идея свободной личности изначально стала русской идеей [Ж. Вопросы философии, 1988, с. 9]. Своя земля принимается как последняя заступница. В нравственном отношении Россия была гораздо здоровее, чем Запад. А извечная материальная недостаточность стала в конце Х1Х века интенсивно преодолеваться небывалым экономическим взлётом. Помешала революция.