Мы карелы

Пограничники знали, что неподалеку от деревни Кевятсаари опять находится тайное пристанище белых, В той избушке могли быть продовольственные запасы белых, и поэтому Рийко предложил сделать крюк, доказывая, что если они оставят этот склад продовольствия белым, то совершат и военную, и политическую, и историческую ошибку. По мнению Рийко, взять избушку не стоит большого труда: если там и есть небольшая охрана, то ее можно захватить врасплох. Михаил Петрович слушал Рийко, подмигивая догнавшему их Нифантьеву, но в душе он был согласен с Рийко. Избушку, пожалуй, можно было взять, но у группы свое задание, свой маршрут, от которого отклоняться они не имеют права.

В светлое время дня они обошли с севера деревню Хиетаярви и начали искать место, где можно было бы заночевать. Саша сказал, что на берегу речушки, впадающей в озеро Хиетаярви, есть охотничья избушка. Перейдя к открытым действиям, бандиты ночевали в деревнях, и лишь в избушках, расположенных на их тайных маршрутах, имелись посты. Рийко отправился в разведку. Избушка оказалась пустой. Правда, бандиты в ней недавно побывали, потому что перед каменкой не были запасены дрова и не оказалось спичек — такого нарушения неписаного закона тайги ни один добрый человек не допустит.

Саша и Нифантьев оказались удачливыми рыболовами и сумели из не успевшей замерзнуть быстрой речки наудить несколько окуней. Рийко, никогда не любивший удить — у него не хватало терпения, глядеть на поплавок, — нарубил дров и затопил каменку. Михаил Петрович пошел первым в дозор. От одного лишь Еврея не было никакого толку: добравшись до избушки, он, даже не сбросив вещмешка, свалился на нары и тут же захрапел.

Наконец ужин сварился и был съеден, дым из избушки вытянуло, и она наполнилась приятным теплом. Но спать еще было рано. Ветер гудел в верхушках деревьев. Иногда сквозь шум ветра слышались далекие глухие выстрелы. Но на них не обращали внимания, выстрелы в карельских лесах стали таким же привычным явлением, как шум ветра или плеск волн о прибрежные камни. Михаила Петровича на посту сменил Саша. Проспав часа два, проснулся и Евсей Павлов. Слушая шум ветра, он рассуждал вслух:

— О чем думали эти карелы, которые первыми поселились в здешних лесах? Неужели больше нигде им места не нашлось?

— Ума у них не хватило, — обидчиво буркнул Рийко. — Все потому, что тогда таких умных Евсеев на свете не было, чтобы дать совет карелам.

— Чего ты обиделся? — улыбнулся Евсей. — В самом деле, что здесь хорошего? Болото да лес, тьма-тьмущая да сырость вечная. Холод да голод. Как человеку жить в таких местах? Что ты скажешь, Михаил Петрович?

— Я-то? — Михаил Петрович закурил. — Я-то жил бы здесь, ежели бы моя матушка не родила меня на свет кержаком да ежели бы моя Екатерина. Ивановна была карелочка, а не уралочка.

— Не знаю, какая у тебя там Екатерина Ивановна, а здесь ты, пожалуй, никакой бы не нашел, — заметил Евсей. — Здесь и девчат-то не видно. Эх! А у нас-то… Одно слово — кавалерия! Возьмем село, беляков порубаем, командир и говорит нам: «Ну, хлопцы!» А сам он, командир наш, — орел. Такие танцы устроим, а наш командир так отплясывал, что девчата готовы были на шею броситься. А какие девчата, эх… Вот так мы воевали.

— Так вот чего ради вы там воевали! — усмехнулся Нифантьев. — А как беляки, тоже плясали?

— Ты мне тут агитпроп не устраивай! — огрызнулся Евсей. — Я уже и так дюже просвещенный. Врангеля бил! Деникина бил! Панов бил… А теперь финнов бить буду.

— Просвещенный ты, да не шибко, — ответил Нифантьев. — Финны всякие есть. На нашей стороне тоже финны воюют…

— Ну ладно, ладно, — отмахнулся Евсей. — Знаю. Буржуи и пролетарии. Классовая борьба. Ежели я плохо беляков бил, тогда бы и учил меня…

— Карелы тоже разные бывают, — заметил Рийко. — Уж я-то знаю. У самого брат в беляках.

— А что за классовые противоречия у тебя с братом? — усмехнулся Евсей.

— Будет вам, ребята! — строгим голосом сказал Михаил Петрович. Все замолчали.

Рийко с пасмурным видом разбивал в каменке пылающие угли.

Помолчав, Михаил Петрович сказал:

— Сцепись в этой самой классовой борьбе лишь бедные с богатыми, так мы давно бы уже были дома. А в ней, в этой борьбе, не все так просто.

— Вон прошлый год какой-то карел всадил финку под сердце Михаилу Петровичу, — сказал Нифантьев. — Как он, Михаил Петрович, на буржуя похож?

— Да вроде нет, — улыбнулся Михаил Петрович. — Пуза у него не было.

— А кто он был? Из какой деревни? Узнали? — спросил Евсей.

— Это мы у него узнали. Потом я его и повел.

— Да кто же он был? — спросил Рийко. — Знаешь, а не говоришь. Почему?

— Кто да кто? Завел опять, — проворчал Михаил Петрович. — Упомнишь их всех! Разве ты запомнил имена всех кадетов, которых в Питере в плен брал? А бабы, что меня нашли да спасли, тоже ведь, Гришенька, карелки были. Их имен я ведь совсем не знаю. Вот так-то. Одни зло творят, а другие добрые дела делают, а имен своих не говорят…