Представьте себе трюма, этакие стальные выстуженные амбары, а под ними тоже стальной и тоже выстуженный погреб, где человеку среднего роста не разогнуться. Этот погреб, разумеется, не имеет освещения и вдобавок разгорожен на клетки флорами и днищевыми стрингерами. Пролезть из клетки в клетку можно только через вырезы в этих балках набора. Вырезы по высоте не превышают полуметра, а размер отверстия для прохода водолаза по правилам должен быть не менее 70 сантиметров. Вся дорога длиной метров двадцать-тридцать требует прохода не менее, чем через восемь таких отверстий. Ну, естественно, в погребе плещется вода, поступающая через дырочки в днище, глубина в одном танке была почти до деки, в двух других, слава Богу, даже ниже нижней кромки вырезов. Доступ в эти танки осуществлялся через горловины в деке. Я не имел права послать в междудонку водолазов, но никто не мог мне запретить сделать эту работу самому. Тем более, что как я упомянул, в водолазном снаряжении там было нельзя работать.
Я не стал посвящать в наши проблемы экипаж судна, а Деду сказал, что водолазы будут позже. Работу начну я сам, в качестве ассистентов прошу приставить ко мне боцмана и калабаху (так в морфлоте зовут старшего матроса). Я облачился в десантный гидрокомбинезон поверх бэушной водолазной шерстянки, вооружился топором, кувалдой и ручным электрофонарем. Ассистенты вскрыли горловину первого танка, где уровень воды под завязку едва сдерживался осушительным насосом «Клина». Но велика милость Божия нам грешным — самая большая дыра оказалась в соседней с горловиной шпации. Не спускаясь в танк, мы позабивали в нее пару длинных чопов и танк резко пошел на осушку.
Потом мы изготовили жесткий пластырь размером с министерский портфель и с хорошим уплотнением по контуру. Приготовили раздвижной аварийный упор и подкладки. Я спустился в танк в обнимку с пластырем. Мои ассистенты по команде вырвали затычки.
Я опустил пластырь навстречу возобновившемуся фонтану и сел на него, упираясь ногами во флор. Боцман подал мне раздвижной упор, и я загнал его на место. Потом зажал упором пластырь до поросячьего визга. Поступление воды через главную дыру прекратилось полностью. Однако где-то в носовом конце танка был слышен характерный свист поступающей воды. Посвечивая себе фонариком, держа в охапке кувалду и чопы, я полез на звук. В последней шпации фонарик осветил струю толщиной со спичку, бьющую вертикально вверх из днища. После первого удара чопом дыра стала диаметром с боцманский палец. Вода поперла через нее веселее, но я забил чоп до конца, и стало тихо.
Настолько тихо, что через пару секунд я услышал работу еще одной струи, ближе к килю и пару шпаций кормовее. Я долез до нее и надежно заглушил. Эта течь оказалась последней в первом танке.
Во втором танке оказалось аж восемь дыр, но все маленькие. В топливный танк, благо там уровень воды при работе осушительного насоса был всего сантиметров двадцать, я полез уже не в комбезе, а в морской штормовке тех лет — черные негнущиеся штаны и такая же куртка. В топливном танке было две дыры, и я их заделал. В черной форме было очень холодно, особенно зябли мокрые руки. И, конечно, немалую толику мазута я вынес из танка на своих боках, локтях и коленях. Но экипаж «Клина» — золотые ребята — помогли мне выбраться в трюм. Там мне оказал первую помощь их чудесный Дед. Я стоял как пингвин — в раскорячку и слегка отведя крылья. Дед ловко влил мне в рот стакан коньячку, а потом заправил туда же пару горячих сосисок. Свидетели этого кормления с рук одобрительно крякнули. Потом мне помогли содрать измаранную штормовку, и я снова стал человеком.
На палубе за спиной я услыхал обмен мнениями танкочистов, ожидавших результата нашей работы, чтобы сделать свою.
— Это что, смертник?
— Нет, это командир смертников.
Я думаю, ребята немного переоценили опасность. Небольшой риск был, но заключался он не столько в малом шансе выбраться из дальнего угла в случае резкого увеличения поступления воды или при отказе осушительной системы, сколько в возможности при этом впасть в панику и заблудиться в ловушке, особенно если бы напасти умножились выходом из строя фонарика. Но мне эта опасность не грозила, поскольку я, грешный, как и мои товарищи, умею в такой обстановке отключать свое богатое воображение и работаю как запрограммированная машина, без эмоций и колебаний.
А еще, совсем недавно мы поднимали у причала Выборгского судостроительного завода буксир, затонувший на глубине метров десять. Работали зимой, с колес. В случае такой тяжелой и сложной судоподъемной операции мы считаем необходимым задействовать в составе экспедиции суденышко. Жизнь неоднократно подтверждала обоснованность такого подхода. Однако в тот раз руководство отряда, в общем-то очень толковые люди, отнеслись к нашему мнению как к капризу. Чтобы взбодрить нас, для выполнения водолазных работ они привлекли ту самую фирму, отпочковавшуюся когда-то от нас, которую я уже упоминал.