Мы — можем!

Как только закончилась расстановка плавкранов, водолазы пошли обследовать объект.    АС лежало довольно ровно на правом борту. Вдоль палубы и над левым бортом, как дирижабли, висели пневматические кранцы. Полипропиленовые швартовы змеились вверх и по течению. Стальные концы свисали прямо к грунту. Работать было трудно, но ребята были профессионалами и дело сделали как надо. По результатам обследования можно было составить план подъема. Я уже принял решение в уме, но его нужно было обсудить с капитанами плавкранов и спецами.  У Калашниковского спуска поставили штабное судно Волго-Балтийского водного пути.  Его салон был предоставлен в распоряжение штаба аварии. Я работал с водолазами, когда начальство приказало мне принять участие в курултае. На переодевание не было времени. От середины Невы к спуску меня перебросил срочно РБТ, и я успел пристроиться к хвосту колонны, марширующей по коридору штабного судна. На фоне людей в чистых костюмах и при галстуках я выглядел омерзительным отщепенцем. Второй помощник был прав, когда остановил меня, чтобы я грязным сапогом не ступил на мягкий штабной ковер. С легкой душой я отправился восвояси. Однако из салона выскочил, как ошпаренный, гонец, и поволок меня к центру событий. Оказалось, что весь штаб уже сидит за длинным столом, но говорить им не о чем. Срочно послали за мной.

Я прошел в салон, стараясь не касаться ногами земли, и сел между двумя приличными людьми. Как всегда после доклада специалиста, практически без обсуждения генерального плана операции дискуссия  углубилась в многочисленные несущественные подробности.

Общий план подъема предусматривал спрямить судно двумя плавкранами — то есть поставить его на днище, затем перестропить, заделать пробоины, вынести палубу из воды усилиями трех плавкранов и осушить отсеки с одновременной разгрузкой трюма.

Спрямление выполнили быстро и четко. Теперь посредине реки из воды торчали мачты и антенны утопленника. Не спущенный красный флаг гордо развевался на гафеле грот-мачты. Однако за неделю выдержки на грунте фалы, антенны и некоторые элементы мачт успели обрасти свежей тиной, и  эти яркозеленые веночки вносили в картину элемент кладбищенской грусти. Стрелы плавучих кранов, склоненные над этими веночками, добавляли правдоподобия картине прощания с безвременно ушедшим товарищем. Но мы не собирались с ним прощаться, а совсем наоборот. Не теряя даром времени, водолазы заделали пробоины машинных отсеков. Мы перестропили АС на подъем. Якорные цепи у стопоров обрезали подводной электрокислородной резкой, через якорные клюзы пропустили мощные стропа и повесили их на главный подъем «Богатыря». На подъем кормовой оконечности поставили «адмиралтейца» и доблестный ПК 4/160. К вечеру 29 августа все было готово. Штаб операции собрался на мостике. Кранмейстеры засели в своих высоких гнездах. Остальные участники операции сосредоточились в местах, откуда при полном соблюдении правил техники безопасности было хорошо видно топы мачт объекта. Проверили обтяжку стропов. Я начал давать команды на увеличение нагрузки. Федор Иванович громким командирским голосом дублировал их, а динамики громкоговорящей связи усиливали. Сумерки сгущались над Невой. Напряжения от нагрузки на подъемах кранов непостижимым образом передавались людям. Как положено, нагрузку увеличивали плавно, поглядывая на стропа и прислушиваясь к трескам и скрипам. Мачты утопленника начали медленно выходить из воды.

Потом показалась рубка. Я напомнил командирам, что подъем следует остановить, как только главная палуба выйдет из воды, и пошел на водолазный бот готовиться к высадке.

Из помещений рубки еще бодро стекала вода, а мы уже прыгали на мокрую палубу «Комсомольца». Усиливающийся запах тухлой рыбы поплыл над Невой и ликерно-водочным заводом. Правила хорошего тона требовали, чтобы мы не замечали этого запаха. В ход пошли насосы, сначала погружные, потом мотопомпы.  Через основные и аварийные люки машинных отделений, через светлые люки и фальштрубу вывели водоотливные шланги, начали интенсивное осушение отсеков.