Мы — можем!

Мои дети так же  быстро поддались очарованию Сахалина. У них сразу появилось много друзей из местных жителей. И жизнь они стали воспринимать так, как все вокруг. И я не удивлялся, когда младшая , укоряя старшую в какой-то жадности, говорила: «Ты — как собака на сейнере!». Вкусы их также заметно изменились. Вскоре после прибытия в Невельск днем, когда я был на работе, зашел друг из рыбацкого колхоза и презентовал связку свежей морской рыбы с небольшим осьминогом во главе. Никогда не забуду как висел этот подарок на спинке стула, коричневый клюв и печальные глаза осьминога. Мои домашние боялись даже дотронуться до него. Но прошло немного времени, и у детишек реакция на вид осьминога поменялась : страха уже не было, а слюна выделялась активно.                

Самое обидное, что моя разлука с Сахалином тоже была обусловлена жилищным вопросом. В шестьдесят восьмом году подошла наша очередь на отдельную квартиру в Питере. Естественно, такие проблемы заочно не решались. И я был вынужден взять отпуск за три года с последующим увольнением.

Любовь — это страшная сила. Два года после убытия из Невельска я каждую ночь видел сон про Сахалин, Невельск и моих друзей. Я дико тосковал по моей второй родине.

Летом семидесятого контора, в которую я устроился в Питере, послала меня в составе небольшой группы специалистов в порт Советская Гавань для участия в приемных испытаниях каботажного морского буксира, спроектированного этой конторой.     

Обратные билеты на самолет были заказаны заблаговременно. В результате после окончания всех работ у меня осталось три свободных дня. Сомнений не было — Господь дает шанс заскочить на мою вторую родину.

Несмотря на сложности с получением пропуска в другую часть пограничной зоны, все получилось хорошо. На теплоходе «Оха» я из Ванино переправился в Холмск. По метеоусловиям «Оха» запоздала к единственному поезду, который утром шел из Холмска в Невельск. Автобусного сообщения между сахалинскими портами в те времена не было. Но меня это не смутило. Я решил преодолеть сорок шесть километров пешком, по возможности используя попутные машины. Получилось неплохо. Чисто пешего хода у меня вышло в общей сложности чуть больше часа. Остальной путь мне трижды помогали добрые люди. Последняя попутка привезла меня в родной Невельск к полудню. Сказать, что я был счастлив — это почти ничего не сказать.

За три дня мы поставили город на уши. Встречи со всеми друзьями, посещение родного завода, почти непрерывные застолицы с песнями и танцами — ведь мы были молоды и неуемны — все это требовало массу здоровья и выносливости.

К утру дня убытия мои силы были исчерпаны. Но меня отпоили сырыми яичками, подкрепили морепродуктами и на машине отвезли к той же «Охе», следовавшей в обратном направлении.   

Эта встреча два года спустя после разлуки исцелила меня от тоски по Сахалину. Тем более, мы активно поддерживали переписку, друзья с семействами приезжали ко мне в Питер, и связь не прерывалась.

Позже текучка жизни задвинула сахалинские воспоминания на дальнюю полку. Они были дороги мне, но как-то утратили яркость и остроту. Слишком много было другого. Да и сам я медленно, но верно, матерел и старел.

Из всех старых друзей переписка сохранилась только со Жданкиными. В восьмидесятые годы старший племянник Саши проходил военную службу в Питере и захаживал в гости к нам. Саша окончил вуз, плавал электромэном на судах рыболовного флота. Дочка Ира подарила им двух хороших внуков. Все было нормально.

Где-то в 2009 или 2010 году в Невельске случилось сильное землетрясение. Землетрясения бывают в тех краях регулярно. Однако сила их обычно невелика. Тут же масштабы бедствия оказались настолько велики, что значительная часть города была разрушена, а глубины в порту сильно уменьшились. Редкие письма от Жданкиных перестали приходить, но я объяснял это аварийной ситуацией.

А спустя два года Москва послала меня на Сахалин в связи с аварией землесоса «Анабар».

Хорошая рабочая лошадка была направлена из устья Лены на Сахалин для участия в очень важных для России работах. Решение использовать «Анабар» на строительстве подводного трубопровода приняли самые высокие инстанции. Однако высокие инстанции не обязаны вникать в тонкости морского перегона. Для этого есть свои компетентные организации и службы. Правда после могучей перестройки вплоть до наших дней эти организации и службы можно считать компетентными только по их назначению.

Люди, руководящие ими, сами руководствуются исключительно мотивами личного обогащения и карьеры. Понятия профессиональной пригодности, ответственности за принятые решения и элементарного желания честно послужить отечеству у них нет. Надо всем преобладает желание сорвать куш и лично отрапортовать, как можно быстрее: «Ваше задание выполнено!»