На нем растянутая широкая футболка и спортивные штаны. Темные волосы от воды свернулись легкими кольцами, а глаза смотрят на меня неотрывно.
Что бы такое у него спросить? В эту секунду я хочу его спросить о чем-нибудь личном.
— Скажи, что надо сделать, чтобы ты улыбался? Не обращал внимание на родителей Броуди и на слова своего отца?
Он не спешит отвечать, словно вопрос оказался для него не из простых или шокировал.
— Ты не захочешь это знать. А потом не захочешь знать меня. В конце концов, мисс Улыбка у нас ты.
Я бы могла промолчать, его ответ звучит в духе и с интонациями «плохого парня», но вместо этого приподнимаю уголки губ, вспомнив свой приезд в Сэндфилд-Рок.
— Знаешь, когда-то в детстве на местной ярмарке я выиграла конкурс улыбок. Был сумасшедший день, мы с отцом только что приехали в город, и я в последний момент вызвалась в нем участвовать. И почему мне сейчас кажется, что ты там был?
— Может быть, — не отрицает Мэтью. — Трудно не заметить рыжую девчонку с такой копной волос, как у тебя, и разноцветными перьями на голове. В детстве я не пропускал ни одной приличной гулянки.
— О, господи! — восклицаю я, охнув. — Ты действительно меня запомнил? Я, должно быть, выглядела ужасно глупо и нелепо в том индейском венце! Но это был один из лучших дней в моей жизни. Мэтью?
— Что?
Я поправляю волосы у виска и отхожу от стены.
— Хватит казаться хуже, чем ты есть. Если когда-нибудь ты решишь сказать мне, что я могу для тебя сделать, я постараюсь тебя услышать.
Глава 26
Мы занимаемся четыре часа. Сначала Мэтью сидит на кровати, а я в кресле. Потом мы оба стоим, обсуждая героев Стивенсона. Потом вместе сидим за столом и пишем текст — мистер Поллак знал, как загрузить своих выпускников.
Когда у меня вдруг урчит в животе от голода, я прикладываю к нему ладонь и виновато извиняюсь:
— Ой, прости! Сегодня я успела только позавтракать, надо было успеть на соревнования к Трише, так что это не нарочно. Скоро закончим, и я где-нибудь поем.
— Ты голодная?! — Мэтью странно смотрит на меня и вдруг закрывает глаза, чертыхнувшись. — Эшли, прости, похоже, я не только дурак, но еще и идиот!
Он произносит это так искреннее, что я изумляюсь:
— Почему это?
Но парень уже отодвигает компьютерное кресло назад и встает из-за стола. Выходит из комнаты со словами:
— Лучше не спрашивай. Я скоро приду!
Он отсутствует минут двадцать, оставив меня одну, и все это время я гадаю, что ему взбрело в голову? Мы потратили на проект много времени, и очевидно, что мне уже пора уходить, но я совсем не ожидаю того, что Мэтью войдет в комнату и запросто скажет:
— Все готово. Идем, поужинаем, Эшли.
Ну, хорошо, не совсем запросто, а слегка напряженно, просто я не привыкла к тому, что Мэтью может чувствовать себя неловко, и растерянно переспрашиваю:
— А ты уверен?
— Уверен. Идем, Эшли, или я отведу тебя за руку. Сегодня моя очередь позаботиться о еде.
Я встаю с кресла и спускаюсь за ним по лестнице. Оказавшись внизу, вхожу следом за парнем в кухню и останавливаюсь у кухонного островка, на котором накрыт ужин для одного человека.
У нас не романтический вечер, мы не в ресторане и даже не за обеденным столом, который у Палмеров наполовину заставлен бутылками с выпивкой и пакетами с чипсами. Но вид тарелок с едой заставляет меня остановиться и удивленно на них уставиться.
Такую эстетику оформления блюд я встречала только в дорогих ресторанах и никогда в гостях. Даже Патриция и наша приходящая прислуга на такое не были способны.
На столе стоят две квадратные тарелки. На одной из них лежит горячий глазурованный стейк, политый тонкими полосками гранатового соуса и присыпанный смесью перцев крупного помола. На снежной белизне фарфора, карамельный и сочный, он идеален в своем совершенстве, а запах от жареного мяса исходит такой, что у меня тут же текут слюнки!
На другой тарелке лежит зеленый салат с кусочками сыра, авокадо и помидорами. Казалось бы, простой в исполнении, он приправлен оливковым маслом, семенами кунжута и кедровыми орешками. Украшен по кругу соевым соусом и с одной стороны присыпан легкой пудрой из алой паприки. Почти незаметно, но, честное слово, я бы могла десять раз попытаться повторить подобное, и ни одного раза не преуспеть!
Возле стейка на тарелке лежит горячая лепешка тако[5]. Свернутая в конусную трубочку, она перевязана стрелой зеленого лука и, не в силах оторвать взгляд от стола, я изумленно спрашиваю:
— Мэтью, неужели ты это все… приготовил сам?! Если бы ваша плита не была еще горячей, а на разделочной доске не остались овощи, я бы ни за что не поверила!
— Ладно тебе, Уилсон. Это легко. Просто садись и ешь.
— А ты?
— Я поужинаю позже… с отцом.
Отказываться неудобно, да и просто невозможно. Я подхожу к островку и сажусь на высокий стул. Мэтью садится за соседнюю сторону стола. Мне ужасно неловко, но еще больше хочется все попробовать, и я беру в руки нож и вилку.