Мы наш, мы новый…

А по всему эсминцу уже колотило в полную громкость, давя на уши, заставляя сердце биться в ускоренном ритме:

Наступает праздник арматурной содомии,
Берегись, мажоры, прячьтесь, голубые!

Дьявольский отряд Вышел на парад,
Потому что праздник арматурной содомии!
Дьявольский отряд Вышел на парад,
Потому что праздник арматурной содомии!

Исполнение напрочь отрицало всякую эстетику. Музыкой и вокалом это вообще невозможно было назвать. Скорее, непривычное, агрессивное звуковое сопровождение, граничащее по стилю с производственным шумом. Оно с боем, ломая отчаянное сопротивление сознания, прорывалось вглубь человеческого организма. Хриплая немелодичная песня словно перемешивала внутренности, вспенивала кровь и взбалтывала мозг. Андрей оторопело оглядывал переделанный в библиотеку кубрик, в надежде отыскать и вырубить скрытые колонки, или иной неизвестный источник раздражающего звука. Но ничего не находил. Руки и ноги против воли начали мелко подрагивать, хотелось потрясти головой и сбросить нелепое наваждение, однако бешеный ритм лишь звучал всё громче и громче, заполняя собой не только окружающее пространство, но и, казалось, вообще всю вселенную.

Наступает праздник арматурной содомии,
И сегодня не спасут тебя твои святые.

На берёзе в ряд Все они висят,
Потому что праздник арматурной содомии!
На берёзе в ряд Все они висят,
Потому что праздник арматурной содомии![2]

Андрей стоял, не решаясь что-либо сделать. Нереальность происходящего сбивала с толку. Ничего подобного он раньше и представить не мог. Ближайшая переборка вдруг посмотрела на него огромными весёлыми красными глазами и улыбнулась. Нет, на ней не появился рот, она не расплылась в стороны, но ощущение улыбки было абсолютным.

Разобраться во всём этом можно было только в одном месте, и пилот, не до конца понимая, бодрствует он или спит, пошёл в рубку. По кораблю уже гремело:

Родина мать поцелует взасос
Не узнаем имён и не вспомним их лиц
И вряд ли знает про них
Голливуд Сумасшедших отрядах самоубийц

Он не умеет проходить через стены
И суперскоростью не обладает
Он входит в огонь, как мы входим в воду
И в этой геенне он выживает

В копоти лица у супергероев
Снова звонок — очаг возгоранья
Нахальным оскалом в лицо самой смерти
Из копоти ада он уносит страданья[3]

Пилот точно знал, что в его коллекции ничего подобного быть не могло. Библиотека тоже содержала одни информационные кристаллы. Так что возможными были лишь два варианта. Либо он сошёл с ума, либо спит. Конечно, это могло быть и воздействием той самой аномалии, но верилось в подобное слабо. Гравитомагнитная аномалия. Она может затянуть, или наоборот, оттолкнуть. Выключить или сжечь электроприборы. Но жарить панк-рок природному образованию вряд ли под силу. Так что следует спокойно, не суетясь, добраться до рубки и глянуть на приборы. Только что-то слишком долго получается. Коридор никак не хотел кончаться. К тому же, Андрею казалось, что проход изгибается и всё больше походит на дорожку из жёлтого кирпича. Обычные стальные поверхности вдруг покрылись психоделическим узором, от которого тут же зарябило в глазах и закружилась голова. Переборки впереди вдруг со смачным звуком на мгновение схлопнулись, и тут же разбежались в стороны, пустив вперёд и назад волны. В темноте вновь заморгали два бесшабашно-весёлых глаза. Пространство взорвалось очередным забойным соляком, вновь погнавшим по спине толпу мурашек.

В этот момент Сердюк как раз проходил мимо медпункта, так что решил не рисковать. Уж очень всё вокруг стало напоминать наркотический бред. Поэтому он с трудом поймал ускользающий из-под ладони квадратик магнитного замка, а затем сдвинул дверь вручную, потому что штатно она открываться не пожелала, и ввалился внутрь. Пол уже был мягкий, колыхался, как травяной ковёр на болоте, приходилось тщательно выбирать, куда и как ставить ноги, чтобы не провалиться.