Бородатый мужчина, с черной кипой на голове сидел с гитарой перед большой группой студентов. Его песни казались балладами, потому что сложно было уловить переход от рассказа о библейском персонаже, под тихий перебор струн гитары, к песням, и обратно. Один из студентов после часового выступления, прослушанного всеми практически на одном дыхании, поинтересовался:
– Судя по одежде, Вы ортодоксальный иудей?
– Нет.
– Реформист?
– Нет – широко улыбнулся мужчина, и в глазах засверкали смешинки.
На лице собеседника отразилось удивление.
– Неужели христианин?
– Нет, я не христианин.
Глаза парня округлились, он даже слегка поперхнулся от своего предположения.
– Неужели мусульманин? Но Вы же все это время рассказывали нам истории из Библии!
– И не мусульманин – улыбка необычного лектора стала шире….
Глава 1
Где любят нас – лишь там очаг родимый.
Джордж Ноэл Гордон Байрон
Давид родился в Советском Союзе вторым ребенком в семье, после него родилась сестра. Обычно в религиозных семьях много детей, но у него был только один брат и одна сестра, и парень не спрашивал у родителей, почему? Возможно проблема была в здоровье матери, он как-то случайно в детстве, услышал обрывок ее разговора с подругой по телефону.
– Да, я хотела бы большую семью, но Всевышний распорядился иначе, не дал, но я благодарна Ему за моих малышей.
Давид помнил детство, как отец проводил молитву в начале субботы. Обычно в это время к ним в дом приходили люди, молились вместе. Во времена воинствующего атеизма любая религия была под запретом и поэтому молитвы проходили тайно. Отец выучился на раввина в подпольной ешиве, и был единственным духовным наставником иудеев в области. Кроме работы с людьми, проведения религиозных обрядов, он вынужден был трудиться на местной кондитерской фабрике наладчиком станков, чтобы не привлекать к себе внимания властей.
За веру в Бога можно было получить срок. Страна активно боролась с «религиозными предрассудками». Поэтому дети из верующих семей хорошо знали, что можно говорить в школе, а чего нельзя. В памяти Давида ярко запечатлелись праздники. Как отец поднимал его и усаживал себе на плечо, а маленький сын читал «псуким»3
и группа мужчин и женщин, собравшихся на праздник зажигания свечей вторили ему.Эти короткие стихи обычно были выбраны из молитв «Шма Израель4
», или из других молитв. Отрывки были короткими, чтобы ребенок их легко запоминал. Малыш чувствовал себя почти взрослым и значимым. Ведь это он произносил начало каждой фразы молитвы, а взрослые повторяли ее. Иногда он или старший брат Реувен читали молитву при окончании субботнего застолья и собравшиеся также вторили их словам.Помнил Давид и то, как младшая Софочка, просыпаясь после дневного сна в пятницу, если мать не успевала поймать ее и чем-нибудь занять, как рычащий смерч неслась из детской комнаты к отцу, вокруг которого собрались мужчины. Ей нравилось просыпаться и шумно сообщать всему миру о том, что «ее величество явилась к вам из царства снов». Промчавшись в гостиной по кругу, малышка замолкала, подбегала к отцу и тянула маленькие ручонки. Он брал ребенка на руки, не прекращая читать молитву вслух, и прижимал к себе.
Мужчины не сердились на шум, отвлекающий их от молитвы, а тихо гладили двухлетнюю девчушку по лохматой голове. Малышка быстро затихала и внимательно смотрела на лица собравшихся. На плечах мужчин лежал талит,5
голова отца была покрыта им поверх кипы. Софочка знала почти всех приходящих в лицо, и если встречала незнакомое, то тихо сдвигала бровки и внимательно изучала незнакомца.Если малышка просыпалась не в обычном своем «воинственном духе», или плохо себя чувствовала, тогда она приходила тихо, тянулась к отцу и он, не прекращая чтения молитвы вслух, брал ее, прижимал к себе и продолжал раскачиваться. Под мерное тихое пение мужских голосов девочка иногда опять засыпала или просто дремала. Когда отец уставал, он, продолжая молитву, подходил к коляске и укладывал в нее младшую дочь.
Давиду иногда было завидно, что Софочка может вот так, раскачиваться на руках отца, но Ицхак Абрамович напоминал, что Давид и Реувен уже большие. Когда-то и им было позволено быть на месте Софочки. Старшие братья не помнили этого, но отцу верили. Если он сказал, значит точно так и было. Отец пользовался непогрешимым авторитетом не только у детей, но и у жены. Конечно, Рут, как жена, знала слабости мужа, но никогда не раскрывала их не только детям, но и членам их общины.
Несмотря на авторитет, отец вел себя скромно. Иногда, если люди спрашивали его о том, чего он не знал, Ицхак Абрамович спокойно отвечал:
– Я этого не знаю.
– Но как?! Вы же раввин! – воскликнул однажды один из мужчин общины – если Вы не знаете ответов на вопросы, то почему учите?