Мы не могли разминуться

Однажды мы поужинали вдвоем в студии, как делали это почти каждый вечер, пытаясь избежать караулившего обоих вечернего одиночества. Двухлетний Ноэ сладко спал в кабинете Поля. Мы уже привыкли сидеть в обнимку, но на этот раз стали искать губы друг друга и, естественно, нашли. Мы жарко поцеловались, и где-то в глубинах эмоциональной памяти до сих пор оставались следы желания, которое у меня проснулось, желания сильного, головокружительного, непреодолимого. Я по-прежнему помнила, как властно он схватил меня за талию. И как все вдруг прекратилось. Поль вскочил на ноги, отошел от меня, поднял руки и сказал, что это непременно нужно остановить. Он извинился, он не знает, что на него нашло, у него уже давно не было женщины, это ошибка, колоссальная ошибка. Он тогда заявил: “И речи быть не может, чтобы мы испоганили нашу дружбу, переспав”. Я засмеялась – довольно сдержанно – и ответила, что целиком и полностью согласна с ним и что у меня тоже никого не было после отца Ноэ. “Заниматься любовью с тобой – плохая идея, так я рискую остаться без работы”, – помнится, пошутила я. Нам обоим было неловко, и через пару минут я подхватила Ноэ и сбежала в свою крошечную квартирку. Назавтра мы вели себя так, будто ничего не случилось. Мы никогда этот эпизод не обсуждали, как если бы его в нашей жизни вовсе не было.

Я не могла больше себя обманывать. Но ведь Поль оставался Полем. Поль – денди, соблазнитель, любитель и любимец женщин. Я узнала, что такое ревность, когда он уходил на обед и этот обед затягивался, когда вечером он покидал агентство с довольным видом, предвкушая свидание с женщиной, которую я не знала и с которой не могла бороться. Но хуже всего, пожалуй, бывало по утрам, когда он являлся в офис явно прямиком из чужой постели. Я кляла себя за то, что меня гложет, сжигает желание принадлежать ему и чтобы он был только моим и больше ничьим. Как такое возможно? Ведь это человек, которого я знала всегда. И всегда его любила, быть может, с того самого момента, как он впервые открыл мне дверь своей фотостудии. Выходит, мне понадобилось избавиться от лжи, чтобы осознать и принять свою любовь к нему.

Середина сентября. Через несколько дней Ноэ вернется из Сен-Мало. Я не сомневалась, что он там счастлив, а мне придется свыкнуться с тем, что он подхватил вирус, точнее, вирусы – “Четырех сторон света” и города корсаров. Я предвидела, что меня еще ожидают сюрпризы, так как он тянул с возвращением в Руан и готовился к началу университетских занятий без особого энтузиазма. Необходимо было поговорить об этом с Полем, спросить, в курсе ли он того, что, возможно, замышляется за моей спиной. Поэтому надо будет отложить на время робость и недавно возникшую неловкость. Не единожды я ловила себя на том, что пожираю его глазами и у меня при этом, разумеется, идиотское и блаженное выражение лица.

Так было и в тот день, после обеда. Поль завершал проект, которым занимался большую часть лета. Он, менеджер проекта и клиент склонились над большим столом в общем офисе. Я любовалась им в разгар работы. Отойдя от стола, он принялся непринужденно расхаживать, сунув руку в карман, с ироничной усмешкой на губах, уверенный в себе и своем умении убеждать, довольный убийственными доводами, которые приводил несколько простоватому, на его взгляд, хозяину фирмы-заказчика. Его прервала ассистентка, позвав к телефону. Догадавшись, что он раздражен этой помехой, я примчалась на помощь и предложила ответить звонившему вместо него. Он благодарно кивнул:

– Устраивайся в моем кабинете, если понадобится досье, оно в ящике стола.

Я уже почти вошла в кабинет, и тут меня словно магнитом потянуло обернуться. Поль еще не вернулся к обработке клиента, а смотрел на меня. Я поймала на себе его настойчивый взгляд, и мои ноги стали ватными. Мы обменялись улыбкой, которая длилась и длилась. Потом он отвел глаза и выпрямился, сосредоточившись на своей аргументации.

Я села в кресло, и мне понадобилось время, чтобы опомниться и спуститься с небес на землю. Пора успокоиться и избавиться от ощущения полета, возникающего при каждом его взгляде. Отвечая на реплики телефонного собеседника, я рылась в столе Поля и посмеивалась над царящим там бардаком. Мне пришлось вытащить из ящика почти все бумаги, и только после этого я нашла то, что искала. Я уже собиралась задвинуть ящик и вдруг на самом дне заметила папку, специально, как мне показалось, спрятанную подальше. Я схватила ее почти механически. На ней стояло мое имя, накорябанное немыслимым почерком Поля, который я бы не спутала ни с каким другим, потому что только я могла без усилий его расшифровать.