Мы не могли разминуться

Я закончила разговор, но долго не вешала трубку. Сидела, уставившись на свое имя, гадала, что может быть в этой папке, и меня мучили любопытство и опасения. Потом я себя отругала и решила, что, раз это папка Поля, а не чья-то еще, она может касаться только “Ангара”, и ничего другого. Я саркастически покачала головой, сокрушаясь по поводу своей неожиданной и смехотворной паранойи, и откинула обложку. Мое легкомыслие улетучилось, как только передо мной появилась первая страница, заполненная тем же корявым почерком. Она пожелтела, имела несколько сгибов и загнутые углы, ей, должно быть, было немало лет. Я прочла на ней даты: нашей с ним первой встречи, рождения Ноэ и более поздние, которые для меня не имели никакого особого значения. Я повнимательнее присмотрелась, стараясь найти ответы. В каком-то месте появилась схема со стрелками, потом имя Николя. А еще слово “Индия” и “возможная дата приезда”. Что бы это значило? Я продолжила рыться в папке, в ней было множество записок без начала, без конца, но в ворохе бумаг я наткнулась на газетную вырезку пятилетней давности из некого еженедельного издания Сен-Мало. Фотография Николя и Пакома, двух друзей, довольных жизнью, еще молодых и задорных, на фоне их склада. Они объявляли о расширении “Четырех сторон света”. Сходство Николя и Ноэ поражало уже на этом снимке, и Поль, наверное, сразу его оценил. Грудь словно сжало тисками. Это невозможно! Поль не мог так со мной поступить. Однако я перестала отвергать очевидное, когда передо мной предстала электронная переписка между Полем и Пакомом за последний год. Поль всегда распечатывал письма – это был его заскок. Я вспомнила первый разговор о “Четырех сторонах света”. Выходит, вовсе не Паком запросил наше портфолио. В действительности это Поль обратился к ним, стремясь прощупать почву, собрать информацию о Николя и окончательно убедиться в правильности своей догадки. Полю была известна вся история, вся моя история. На другом листке были нацарапаны выводы, к которым постепенно приходил Поль. Я прочла: “Николя – отец Ноэ?” Потом наступил перерыв в переписке. Паком возобновил ее в январе этого года. Получается, Поль колебался несколько месяцев, прежде чем приступить к реализации своего замысла. Он годами вел расследование, разыскивал отца Ноэ, даже не намекнув мне и уговаривая самой начать поиски и признаться во всем Ноэ.

Я дрожала как осиновый лист. Почему? Зачем Поль это сделал? Как он мог? Не представляю, сколько я просидела в его кабинете. Единственное, что было для меня несомненно, – ступор, в котором я пребывала. Я вцепилась пальцами в волосы, как будто пыталась, смешно сказать, остановить сотрясавшую меня бурю. Мысли, чувства смешались в моей голове, в моем сердце. Поль обманывал меня все эти годы, все последние месяцы. Я проваливалась в пропасть, а он и пальцем не пошевелил, чтобы меня вытащить. Ноэ едва не сломался. Почему я нашла эту папку именно сейчас, как раз когда мне открылась глубина моей любви к нему? Смогу ли я простить? Не знаю, не знаю. Все было бы просто, если бы я его не любила. Хлопнула бы дверью и ушла. Неужели это моя судьба – прямо противоположные чувства и желания, вечно раздирающие меня на части? Только я начала придумывать себе новую историю, как вдруг целый блок моей жизни опять обрушился. Я подняла глаза и сквозь полупрозрачную штору на стеклянной стене, выходящей в общий офис, различила его фигуру. На его губах сияла победоносная улыбка, он сумел втолковать клиенту азы эстетического восприятия, не подозревая об открытии, которое я только что совершила. Я не могла больше оставаться здесь, мне нужно было уйти подальше от него, чтобы поразмыслить. Я быстро выскочила из кабинета, забежала к себе за вещами и почти бегом направилась к выходу. Поль, естественно, рванулся за мной:

– Рен? Что ты делаешь?

– Ухожу.

Слово прозвучало резко, холодно, жестко. Я сразу пожалела о своей агрессивной реакции. Но мне нужно было пережить удар, который он мне нанес, и обуздать свою любовь. “Ангар” застыл в молчании. Он схватил меня и притянул к себе. Я хотела, чтобы он меня отпустил – и чтобы держал крепче. Хотела всегда ощущать его руки на своих плечах – и чтобы он никогда больше ко мне не прикасался. Мне было больно смотреть на его красивое лицо, на котором жизнь оставила свои отметины, но я не могла от него оторваться.

– Что происходит?

Мое дыхание ускорилось.

– Ты еще спрашиваешь? Пойди открой папку, которая валяется у тебя на столе.

Он побелел, отпустил меня и отпрянул. Долго-долго всматривался в меня, словно силясь сохранить в памяти мое лицо вплоть до мельчайших деталей, чтобы вспоминать, когда больше не сможет меня видеть. Пряча от него слезы, я развернулась и сбежала из этого места, которое мы создали вдвоем, вкалывая бок о бок. Сбежала от него.