Мадан старался адаптироваться к новой жизни, так как от старого Примоса, который он помнил, не осталось и следа. Жизнь кипела, шло строительство, много незнакомых людей, виднелись теплицы, были сделаны костры каждые пятнадцать метров, их пламя согревало и озаряло город круглосуточно. У костров лежали большие бревна, сделанные по типу скамьи.
В один из вечеров после того, как скинул очередную порцию протухшей рыбы в «Сугроб», Мадан сел у ближайшего костра. Пламя смотрело ему в душу. Мысли Мадана были о разном: правильно ли он поступил, приняв предложение Гейнца, как пережить утрату сестры, которая хотела его спасти и нужно ли спасать Брена, а если нужно, то как? – мысли путались в его голове, перескакивая с одной на другую под хруст веток в костре.
Неподалёку послышались голоса людей, они шли в сторону Мадана, нарушая его размышления. Два парня, крепкого телосложения приблизились к Мадану, поздоровались, и начали беседу. Мадан был человеком открытым, он с лёгкостью рассказывал о своих переживаниях даже незнакомым людям, рассказал свою историю про «Сугроб», Амалию, Гейнца и Брена.
Двух парней звали Тирон и Меларо. Они прибыли в Примос две недели назад и не застали всех ужасов холода и болезней. Раньше оба брата служили в армейских подразделениях, но даже их стойкой закалке не удавалось сохранять равнодушие, когда они слушали истории Мадана.
– А почему вы всё это терпите? – осторожно спросил Тирон, боясь задать глупый вопрос, – мы с братом за две недели успели познакомиться с многими хорошими, умными и добропорядочными людьми.
– Что жители могут сделать? Все боятся попасть в «Сугроб», – безнадежно смотрел на огонь Мадан, рассказывая историю Флина, которого за случайное столкновение плечом с Гейнцом скинули в «Сугроб» на пять лет.
Меларо молча подкидывал обледеневшие ветки в костёр. Тирон был задумчив, его терзали чувства сострадания и несправедливости. Он уже не впервой слышал истории про подземную темницу и про упивавшегося властью диктатора.
– Если мы ничего не можем сделать с Гейнцом, то может хотя бы спасём людей из «Сугроба», ведь он всё равно уже практически не греет!? – воодушевился Тирон. Не переживай, Мадан, мы учтём опыт твоей сестры, постараемся сделать это бескровно. Расскажи, что ты знаешь о «Сугробе», кто его охраняет?
– Я… я охранник сугроба, и если бы я один мог помочь, то давно бы уже достал друзей, но проблема в другом – там, внутри, надзиратель. Он просто бьёт их прутьями целый день, а когда устаёт, то идёт спать, – ответил Мадан.
Ночь близилась к концу, разговоры о спасении заключенных так пока и оставались только разговорами. Примос просыпался и принимался за работу. Мадану нужно было выспаться до того, как нужно будет нести новую порцию пайка в яму.
Надзиратель в «Сугробе» сегодня был не в духе, нещадно бил тех, кто, как казалось ему, отставал. Кричал и угрожал поубивать половину, потому что заключенные ему надоели и их стало слишком много. Брен давно заметил пронзительный, как гул, кашель Флина, но не придавал этому сильного значения. Кашель в «Сугробе» – нормальное явление, так как холод, пыль и разносчики болезней всё было тут.
Уже прошла неделя, как Мадан молча скидывал рыбу, а Брен пытался обратить на себя внимание, подавая знаки, но всё раз за разом повторялось. С каждым днём оптимистичные надежды на освобождение улетучивались. Смена подходила к концу, сегодня Брену досталось прутьями, как и всем. Флин, Брен и другие заключенные отправились на отдых. В этот раз у них не было ни желания, ни сил на общение, но мысли о свободе не давали Брену уснуть. Его не беспокоили раны на спине и обмороженные пальцы, он думал о свободе. Строил планы на будущее, представлял, как построит дом, и будет ходить на рыбалку, а по вечерам убирать трупы умерших людей с улиц. Хоть и заключенных в «Сугробе» становилось всё больше, общение между заключенными сошло на нет. Надзиратель всегда был готов провести пару ударов за малейшую оплошность. «Может, нам самим нужно устранить надзирателя и тогда Мадан нам поможет?» – этот вопрос не давал покоя, разрывая голову Брену, и, превозмогая усталость, он решил поделиться этой мыслью с Флином.
– Нужно помочь Мадану. Нужно ему помочь, и он нас вытащит, – шептал Брен.
В ответ была тишина. «Спит», – подумал Брен. Но после нескольких секунд он вспомнил, что когда Флин засыпает, жужжащий храп раздаётся на всю комнату. Храпа не было. Волнение Брена взяло верх над усталостью. Он подбежал к уголку Флина, отдернул покрывало. Перед Бреном представилась картина, наводящая ужас. Лицо Флина было серым, как будто он в одночасье постарел на двадцать лет, глаза открыты, роговицы обморожены, от него еще не пахло смертью, но признаков жизни он не подавал.
Брен склонился, взял за холодную руку Флина и прошептал: