Мы не твои

Не была я красавицей! Гадкий утенок, который случайно попал в гнездо таких родителей как мои.

Я отстраняюсь от Ильяса, пресекая все попытки притянуть меня обратно.

— Воробушек, что…

— Нет, подожди… Не надо.

Стараюсь набрать воздуха, надышаться, чтобы успокоить дикий бег крови по венам.

У меня была очень красивая мама. Среднего роста, стройная, аппетитная — так отец говорил. Ее глаза всегда сияли, она все время улыбалась, чтобы ни случилось — улыбка, улыбка, улыбка…

Только когда папы не стало она погасла. Мама почернела от горя. Мы с ней словно умерли вместе с ним. Обе. Я тогда думала — индийский обряд сати, когда с ушедшим в мир иной мужем сжигают и его супругу, имеет смысл вот в таком случае.

Сама не понимаю, как начинаю рассказывать, сбивчиво, путаясь, перескакивая с одного на другое.

— Я увидела его на похоронах. Интересный мужчина. Стильный. Он приехал вместе с Товием Сергеевичем. Сразу заметила то, как он на маму смотрит. Так не смотрят на вдову друга! А он говорил о том, что друг…

Не он говорил, это Товий. Что было их три друга. Воробьев, Коршунов и…Лебедев. Смешно… Наверное. Дружили с института. С мамой первым познакомился папа. И с первой встречи дал понять, что она будет его и точка. Вот только… Лёня Лебедев не был с этим согласен. Пытался маму отбить. А мама… Я всегда думала, что у мамы был только папа, что она влюбилась сразу, бесповоротно. А там оказывается был тот еще любовный треугольник. Она почти ушла к этому Лёне, и… Господи, он был ее первым мужчиной! Он, не отец! Потом была какая-то глупая ссора, то ли его мать была против отношений, то ли ему предложили стажировку за границей, а скорее все вместе. Он уехал. Папа остался. Хотя ему тоже предлагали заграницу. Папа выбрал маму. Они поженились, через пару лет я появилась. А Лебедев…

Кажется, он приезжал как-то, вместе с Товием. На папин юбилей, наверное, тогда папе исполнилось тридцать. Я его не особенно помнила.

— После похорон были поминки. Он держался особняком, этот… дядя Лёня. Уехал вместе с дядей Товием. Потом вернулся. Я не знала, что он вернулся. Просто как-то появился рядом с мамой. Она отталкивала его, отправляла обратно. А потом они поженились…

Меня всю трясло. Трясло от воспоминаний. Трясло от ненависти, которую я почувствовала тогда. Мне было всего пятнадцать. Я считала, что мать предает отца. Его память.

Глупый, наивный Воробушек…

Я не давала ей разрешения быть счастливой! А мама была! Она была очень счастлива с Леонидом. Очень…

— Тише, тише, маленькая моя… Хватит плакать. Успокойся. Хочешь, я позвоню Айне, пусть чай принесет? Или… что-то сладкое? Ты любишь сладкое?

Он так трогательно утешал меня! Этот парень, который только что рассказал дикую историю о себе.

О том, как лишил своего брата счастья. Как стал причиной смерти своего отца. Стал причиной гибели молодой, красивой девочки — Светлячка.

Разве он мог так поступить? Тот Ильяс, который сейчас лежал со мной на кровати? Обнимал так нежно, сцеловывал слезы с моих щек…

Разве он убийца?

А я? Я, такая скромная, наивная, милая, я, которую обожают пациенты и уважают врачи. Разве я могу быть убийцей?

Могу.

— Не надо чай. Просто… слушай.

Я не говорю «пожалуйста».

Я должна заставить его выслушать эту исповедь. Может мне, как и ему станет немного легче?

Мы как преступники, которым неймется, не терпится рассказать о том, что они сотворили. Каяться без раскаяния.

Нет, не правда. Я раскаиваюсь, я страшно раскаиваюсь. Вот только от этого не легче.

— Я возненавидела его. Я желала ему смерти. Каждый день молилась, чтобы он умер…

* * *

Это очень больно. Я не люблю боль. Наверное, никто не любит. Хотя… каждому хоть раз в жизни приходилось ковырять рану.

Кажется, именно этим я и занимаюсь.

Нет. Тут не просто рана. Я сейчас раздираю свою грудную клетку, а потом… потом своими руками достаю сердце и сжимаю, сжимаю, сжимаю…

— Воробушек, что ты? Ну… что ты? Не надо так…

Не надо! А как надо? Как? Жалеть себя всю оставшуюся жизнь? Нет, я себя не жалею. Совсем. Мне нельзя себя жалеть.

Я… я себя ненавижу, когда вспоминаю. Ненавижу. Никогда не буду счастлива, потому что не заслужила счастья!

И… целовать этого красивого слепого парня я тоже не заслужила.

Пытаюсь отодвинуться, но он держит крепко. Чересчур крепко. Какие у него сильные руки!

Да, я видела гантели, лежащие у него в комнате. В тренажерный зал, который находится в доме Илик не заезжает, и вообще, по-моему, скрывает то, что занимается спортом.

— Надя…

Он снова опускает голову, но я отворачиваюсь. Мне не нужен этот поцелуй. Не сейчас.

Да и, наверное, уже никогда…

Поцелуй… Я все придумала, когда застала их целующимися! Маму и этого… дядю Лёню.

А я ведь еще помнила, как мама целовалась с папой! Как они прятались от меня по углам! А я пыталась найти их, застукать и смеяться…Глупая гусыня!

С Лёней мама не пряталась. Вернее, они не выставляли чувства напоказ. Они делали это когда меня не было в поле зрения. Это… это я следила за ними. Специально.

Да, да… словно ранку ковыряла.

Видела, бесилась, негодовала, срывала зло на всех и вся.