Мы не твои

Какая-то часть сознания соображает, что так нельзя. Все-таки я сиделка. Я не могу вот так его бросить.

Подхожу к столу, наливаю воду в стакан.

Подхожу к Ильясу, подношу стакан к его руке. Он неожиданно отбивает стакан и хватает меня за запястье. Стакан падает на пол, хорошо, что я налила не полный… ковровое покрытие номера темнее, впитывая влагу.

— Надя…

— Пустите.

— Что случилось?

— Ничего. Я просто устала.

— Устала, почему?

— Вы меня заставили бежать всю дорогу, думаете, легко с коляской?

— Ты не поэтому злишься.

— Я не злюсь.

— Я не люблю Зою.

Эти его слова словно пробудили спящий вулкан. По телу прокатилась огненная волна эмоции, которой я не знаю название. Не знаю, что со мной, и почему. Все внутри клокочет, и злость, и обида, и… радость, и сильный стыд. Понимаю, что краснею как дурочка. И не знаю, что делать.

— Пустите…

— Надя!

— Пусти, Ильяс! — Дергаю руку, пытаясь вырваться, раз, два… Наконец, мне это удается. Я делаю шаг назад, одновременно с моим движением, двигается и Ильяс.

Я как в замедленной съемке вижу, что он хватается руками за поручни коляски и пытается встать, чтобы идти за мной.

Глава 21.

Его ступни оказываются на полу, и почти сразу он падает как подкошенный, успевая только выкрикнуть любимое слово:

— Чёрт…

— Илик!

Я в шоке бросаюсь к нему, смотрю на перекошенное от боли лицо. Господи, неужели это я виновата? Зачем я его спровоцировала? Ведь он ничего такого не сказал. Какая же я дурочка! Я же просто… просто приревновала его к этой Зое! Приревновала и повела себя как идиотка. И мне дико стыдно.

— Надя…

— Прости меня, я… Я сейчас тебе помогу!

— Ты меня не поднимешь.

— Я попробую, или… Самада позову.

— Не надо Самада, иди сюда…

Я сижу на коленях рядом с ним, чуть не плача, протягиваю руку, беру его за плечо, прикидывая как бы помочь ему подняться, пододвинуть его к кровати хотя бы. В общем, у него сильные руки и он сам может подтянуть себя и… Неожиданно Ильяс перехватывает мою руку, и я оказываюсь лежащей прямо на нем.

— Ильяс…

— Воробушек, тише… просто, помолчи.

Его рука оказывается на моем затылке, а потом он закрывает мне рот самым простым и действенным способом.

Его губы мягкие и… терпеливые, что ли. Настолько нежные, ласковые, сладкие. Я понимаю, что начинаю непроизвольно постанывать, так мне хорошо.

Он отрывается от меня через несколько минут, мы переводим дыхание и… И я сама прижимаюсь к нему, чтобы повторить. И целую еще, и еще… и еще.

Не думаю ни о чем. Просто кайфую. Наслаждаюсь.

Никогда в жизни со мной такого не было. Чтобы я не думала, а наслаждалась. Только с ним. Только…

Илик поворачивается, подминая меня под себя, и я чувствую его руки на теле, он гладит меня по плечам, спускается ниже. Я дрожу… дрожу от страха, что он остановится!

— Не бойся, пожалуйста! Я… я не сделаю ничего плохого, Воробушек, я…

Я почти не понимаю, что он говорит. Я так по-хорошему шокирована происходящим! Для меня все это — из разряда фантастики. Невероятно. Просто… немыслимо!

Ильяс и я. Я и… Ильяс? Тот самый Ильяс, в которого я безнадежно влюблена все это время?

Мой несчастный, слепой, искалеченный, несносный мажор?

Мой любимый, который живет в протесте со всем миром и страдает от этого едва ли не больше всех? Это он сейчас такой нежный и ласковый?

Это он шепчет мне на ухо сладкие слова, называя самой красивой, милой, маленькой, необыкновенной?

— Не бойся, радость моя, я ничего не сделаю, я только… только…

— Я не боюсь. Не боюсь… я хочу, чтобы ты сделал…

— Ты… ты уверена? — его голос становится глухим, таким, который заставляет моё сердце замереть, а потом забиться, словно в агонии.

Я не отвечаю, молчу, я… я понимаю о чём он спрашивает! И…Боже, как же я этого хочу!

Хотя, наверное, до вот этой самой минуты я серьезно об этом не думала и не мечтала, и вообще…

Для меня много лет эта тема была закрыта, но сейчас о плохом мне думать не хочется.

Я хочу любить! Любить и быть любимой!

— Ильяс…

— Маленькая моя… Воробушек мой… Сладкая… ты…

Он опять целует меня, крепко, страстно и… как-то по-новому. Иначе. Еще более глубоко. Тепло. Жарко. И как же мне нравится отвечать на его поцелуй и чувствовать! Чувствовать!

Его руки, его пальцы, его кожу, его тело…

Нежность невероятную.

Я даже не предполагала, что он будет таким нежным. Таким осторожным! Таким…

Таким моим!

Полностью! Глубоко… До самого дна.

Он что-то говорит, успокаивает, уговаривает меня, хотя меня не надо уговаривать. Я принадлежу ему. Целиком. Без остатка!

И это такой чудо знать, что ты кому-то принадлежишь!

— Малышка, прости меня, я старался, я…

— Все хорошо, Ильяс, хорошо, правда…

— Маленькая моя, родная…

Я словно во сне. В самом прекрасном сне! Я на самом деле не представляла, что это может быть вот так!

Так остро. Так невероятно.

Словно у тебя вдруг выросли крылья, и ты понимаешь, что паришь в воздухе! Летишь! И весь мир у твоих ног!

Когда все заканчивается я чувствую… небольшое разочарование, потому что… потому что все закончилось. И я дико боюсь, что больше никогда не будет вот так, но…

— Малышка, если бы я мог, поднял бы тебя на руки и перенес на кровать, но боюсь, в нашей ситуации нести придется тебе…