Мы никогда не были средним классом. Как социальная мобильность вводит нас в заблуждение

При таком понимании инвестирования оно оказывается несостоятельным в условиях господства финансов и их проникновения в воспроизводство семей, обществ и политических институтов. Финансиализация делает ценности, их вместилища и меняющие их конфигурацию рыночные силы слишком нестабильными, чтобы инвестиции приносили предсказуемые результаты или всегда конвертировались в свои эквиваленты. Новомодные финансовые инструменты позволяют профессиональным инвесторам получать прибыль вне зависимости от того, растет или снижается ценность активов, усугубляя волатильность рынка и ослабляя способность собственности и активов выступать в качестве надежных вместилищ вложенной в них ценности. В то же время кредитные карты, образовательные кредиты, ипотека, удержания и рассрочки помогают каждому достичь инвестиционных целей сейчас, обещая плату за них в будущем либо плату по частям за то, чем люди владеют лишь частично или, возможно, никогда не будут владеть полностью, что фактически означает крах инвестирования и его результатов.

Идея инвестирования созвучна идеям о планировании будущего. Экономисты, начиная с Франко Модильяни и Ричарда Брумберга в 1950-х годах, создали модель рациональности и прогнозирования сбережений, расходов и инвестирования с учетом стандартного жизненного пути человека. Основанные на ожидании постепенного роста наших трудовых доходов в зрелом возрасте и их прекращения после выхода на пенсию, эти модели рассматривают нас в качестве субъектов, которые стараются поддерживать или улучшать свой уровень жизни: в молодости мы авансируем капитал в образование и приобретение навыков, в зрелом возрасте используем собственные заработки на этапе работы для формирования резервов в виде жилья и пенсии, а после выхода на пенсию тратим эти резервы на необходимые вещи.

В эпоху после окончания Второй мировой войны механизмы консолидации рисков и иные регулятивные меры в национальных экономиках богатых частей мира на какое-то время придали подобному типу планирования определенную правдоподобность. Однако нынешняя непредсказуемость трудовых доходов и результатов инвестиций (или же, как еще говорят об этих затруднениях, их прекарность и волатильность) делает планирование жизненного цикла куда менее обоснованным. Тем не менее оно сохраняет верховенство в контексте идеологии среднего класса, в рамках которой этапы жизненного пути истолковываются с точки зрения инвестирования. Это применимо к образованию, владению жильем, карьере и пенсионным сбережениям, к супружеским отношениям, рождению детей и родительству, а также к формированию и поддержанию социальных отношений. Инвестиции во все это считаются характерными для среднего класса ритуалами инициации и нормативными признаками взрослости, семейной жизни, социабельности и выхода на пенсию.

Инвестирование создает впечатление, будто ценность наших сбережений и материальных (например, жилья) или нематериальных (например, академической степени) активов, зачастую приобретаемых в кредит, в рассрочку или посредством страховых взносов, каким-то образом сохраняется и доступна для нас всякий раз, когда она нам понадобится. Это отдает инвестированию приоритет над другими – коллективными – стратегиями, с помощью которых мы могли бы потенциально определять свою судьбу. Тем самым инвестирование выставляет нас в роли дальновидных субъектов, по собственной воле хранящих свои ресурсы в надежных вместилищах или поручающих их банкам и прочим посредникам, которым вверено сохранять их ценность или способствовать ее росту, тогда как в действительности инвестиции извлекаются из нас необходимостью. Осмысляя себя в качестве принимающих самостоятельные решения инвесторов, мы неосознанно встаем на сторону сил накопления прибавочного продукта. Так происходит потому, что мы получаем основную часть наших доходов от труда, ценность которого не вознаграждается полностью, и при этом сами же несем ответственность за снижение ценности нашего труда и инвестиций.