Мы никогда не были средним классом. Как социальная мобильность вводит нас в заблуждение

Книги с финансовыми советами стимулируют нас решаться на авантюры, и самым зримым успехом в данном случае выступает вышедший на рубеже XXI века бестселлер Роберта Кийосаки «Богатый папа, бедный папа: что богатые рассказывают своим детям о деньгах – о чем не рассказывают бедные и средний класс!»[7]. Кийосаки сравнивает советы, полученные им от двух отцов. Первый из них, университетский профессор, считал своим главным активом собственный дом и всегда беспокоился по поводу прибавок к жалованью, пенсионных накоплений, медицинских льгот, больничных, отпусков и прочих привилегий. Ему нравилась система должностей в университете с ее перспективами стабильной занятости, и он хотел, чтобы его сын усердно учился, дабы найти работу в хорошей компании. Всю свою жизнь этот человек испытывал финансовые затруднения и умер, оставив неоплаченные счета. Вторым отцом был предприниматель, который едва ли окончил восемь классов, но в дальнейшем стал самым богатым человеком на Гавайях. Он сравнивал человека, который последует совету отца из среднего класса, с коровой, готовой к тому, чтобы ее подоили. Богатый папа советовал изучать, как функционируют деньги, часто и смело покупать и продавать активы, а также всегда пребывать в поисках новых возможностей делать деньги. Вот тот необъявленный герой, чей голос звучит благодаря книге Кийосаки, чтобы отлучить читателей от скупости среднего класса и побудить их к финансовым рискам и успехам.

Очевидно, что подобные книги пишутся не для критического «мы», а для амбициозного «я», обращающего внимание на слабости идеологии среднего класса и желающего подняться над беснующейся толпой, того «я», которое будет производить все необходимые товары и предоставлять все необходимые услуги. Эти книги резко контрастируют с появившимся недавно потоком работ, авторы и читатели которых увлечены не столько тем, чтобы обыграть систему, сколько тем, чтобы разобраться, почему система дает сбои и как ее можно исправить. В этих работах диагностируется сжатие среднего класса, и хотя это явление в особенности рассматривается в контексте США, оно никоим образом этим контекстом не ограничивается. Данный процесс связывается с такими вещами, как стагнация роста реальных заработных плат, сокращение государственной поддержки, автоматизация рабочих мест, растущая стоимость здравоохранения и образования, неограниченная сила спекулятивных финансов и интересов корпораций, уязвимость к финансовым кризисам, необоснованные поборы и несправедливое налоговое бремя[8]. Хотя авторы этих работ критически относятся к тем неприятным ситуациям, которые они диагностируют, поскольку это приносит бедствия среднему классу, они редко задаются вопросом о логике институтов, которые управляют жизнями его предполагаемых представителей. Напротив, они приписывают неисполненные обещания стабильности и процветания, связанные с этими институтами, внешним для них причинам. Предлагаемые ими реформы нацелены на то, чтобы сделать привычные для среднего класса инвестиции в недвижимость, страхование и образование столь же окупаемыми, как это было в прошлом.

У антропологов есть одно важное преимущество перед чисто умозрительными теоретиками: посредством этнографического исследования, укорененного в широком понимании того, что именно составляет человеческий опыт и каким образом он приобретает завершенные черты, антропологи способны увидеть взаимосвязи между институтами, которые выглядят обособленными, в первую очередь между институтами политическими, правовыми и экономическими, а также связанными с культурой, образом жизни и верой. Все это приобретает огромную ценность для нашей темы, поскольку идеология, пробуждающая средний класс к бытию, манифестирует себя поверх разломов экономики, политики и культуры. Как правило, антропологи используют формулировку во множественном числе – «средние классы», – чтобы указать на гетерогенность их предполагаемых представителей. Опираясь на масштабную полевую работу, проводимую среди этих людей в самых разных странах и окружениях, они описывают их социальные отношения и виды субъективного опыта способами, передающими ограничения, которым те подвержены. Антропологи уделяют особое внимание характерным для них формам труда, потребления и политического действия, после чего прослеживают, каким образом эти формы переплетены с негативными воздействиями и благоприятными возможностями, проистекающими из национального и глобального рынков[9].