Мы никогда не были средним классом. Как социальная мобильность вводит нас в заблуждение

Возможность влиться в ряды среднего класса подразумевает, что социальная мобильность – как восходящая, так и нисходящая – это то, что зависит от наших собственных действий. Обнаружить референт для понятия «средний класс» затруднительно именно потому, что его границы слишком текучи. Они и в самом деле должны быть текучими, чтобы мобильность могла функционировать. «Средний класс» выступает синонимом ничем не ограниченной меритократии, декларируя обещание, что в его ряды вступит всякий, кто занимается инвестированием, и угрожая снижением уровня жизни каждому, кто этого не делает. Откладывать удовольствие, жертвовать определенной частью потребления, чтобы сберечь какую-то сумму, принимать на себя риски и обязательства владения собственностью с долговым обременением, инвестировать в образование и профессиональную подготовку, в жилье, в ту или иную накопительную схему, в пенсию – все это характерные для среднего класса стратегии вертикальной мобильности и мер по предотвращению мобильности нисходящей. Принадлежность к среднему классу подразумевает, что каждый потенциально способен подняться благодаря усилиям, инициативе и жертве, точно так же как каждый может пасть из-за легкомысленности, лени и отсутствия достаточных амбиций. Принадлежность к среднему классу провозглашает нас самих хозяевами собственных судеб и повелителями собственных шансов. В той же самой степени это невольно применимо и к нашему образу в глазах равных по статусу: если мы этого добились, то, должно быть, приложили для этого усилия, а если потерпели крах, то, вероятно, не предприняли этих усилий, так что нам некого в этом обвинять, кроме самих себя[12].

Если именно в этом заключается смысл «среднего класса», то для какой цели он предназначен? Ответ на этот вопрос можно начать с обращения к самым большим почитателям среднего класса: политики или политические эксперты, корпорации или маркетинговые компании, институты развития или финансовые институты – все они провозглашают нравоучительные лозунги о том, что средний класс является провозвестником демократии, прогресса и экономического роста, движимого потреблением. В стремлении к расширению среднего класса или в выступлениях в защиту его интересов и уязвимых мест для всех перечисленных субъектов характерны разные и порой конфликтующие утверждения и программные тезисы. Однако общим для них моментом выступает фактическая, но редко признаваемая приверженность капитализму – хотя бы потому, что в осуществлении соответствующих целей указанные субъекты зависят от его внутренних механизмов.

Наиболее полная апология так называемых буржуазных добродетелей была представлена в многотомной серии пространных работ экономиста Дейрдры Макклоски, которая обнаруживает у среднего класса все что угодно – от честности до более насыщенной социальной, эмоциональной и даже духовной жизни и далее вплоть до многообразных вариантов выбора идентичности[13]. Всякому, кто хоть раз бывал в зажиточном районе, жители которого хвастают, что никогда не запирают свои двери, известно, насколько раздражает, когда кто-то обладает привилегией приводить самого себя в качестве примера добродетели. Но если кто-то столь же смышленый, как Макклоски, считает разнообразные достоинства неразрывно связанными с необычайной привилегией, которая требуется для их осуществления, она выражает искреннюю веру в капитализм. Эти способности и этот менталитет, уверена Макклоски, доступны всем нам как плоды экономического роста: чем больше людей обладает буржуазными добродетелями, тем больше тех, чья жизнь будет облагораживаться тем же самым способом, каким уже, предположительно, облагородилась жизнь миллиардов.

Тех, кого Макклоски называет «буржуазией», литературовед Франко Моретти[14] переопределяет как «средний класс», напоминая, что к XIX веку этот термин пришел на смену более ранней, более жестко очерченной категории (буржуазии) благодаря тому, что с его помощью было проще говорить о социальной мобильности. С учетом этого обстоятельства становится понятным утверждение Макклоски, что средние классы являются главными действующими лицами капитализма, акторами, чьи добродетели отражают добродетели самого капитализма, а быстрое разрастание среднего класса служит признаком распространения капиталистических благ. Далее Моретти рассматривает, насколько удачно та честность, которую Макклоски приписывает представителям среднего класса, совпадает с махинациями капиталистического рынка. Идеально-типическим акторам экономической системы требуется лишь играть по правилам, чтобы воспользоваться ее вознаграждениями: попытка переиграть столь благодетельную систему ни к чему не приведет.