Мы никогда не умрем

— Конечно, — слегка удивленно ответила Риша. — Если ты… если он говорит, что ты — Мартин, значит так оно и есть. Вик никогда не врет.

— Ты сама знаешь, что это не так, — слабо улыбнулся ей Мартин.

— Почему вы раньше ничего не сказали?

— Ты понимаешь, как это выглядит?

— Что? Мне казалось, это нормально… когда я была маленькая, я видела девочку, ее звали Верой. Так вообще-то звали мою куклу, но потом кукла потерялась, а Вера осталась… Она была похожа на меня, только взрослая. У нее было такое черное пальто, я помню. И она со мной говорила. А еще она рисовала в моих тетрадях, тоже рисовала корабли, какие-то пейзажи и птиц. Утром листы всегда были чистыми. Я перестала ее видеть, когда родители разрешили оставить Власа. Я спрашивала потом у Ниса, он самый спокойный… он сказал, что тоже слышал голоса…

— Нет, Риш, ты не понимаешь. Я не воображаемый друг, я не игра детского воображения. Я нечто… иное.

— Я понимаю. Слушай, Мартин, а раньше мы с тобой говорили?

— Да, — признался он. — Я рассказывал тебе сказки.

— Ты здорово рассказываешь, — улыбнулась она.

— Риша, ты понимаешь, что Вик только что сказал тебе, что он безумен и у него в голове есть еще один человек? — Мартин не мог понять причин спокойствия девушки, и оно пугало его больше, чем напугало бы отторжение.

— Да, ну так что же? Слушай, если ему хочется — пусть будет Мартин. Если он тебя любит — что же, прекрасно. Совершенно неважно, один у него разум, или десять, две у него руки или одна, прямой у него нос, или сломан в пяти местах — уже ничего не заставит меня от него отказаться. Может, это шутка. И он смеется надо мной. А может, он правда сумасшедший. Да и наплевать на это, Мартин, — в ее голосе звенела какая-то странная веселость. — Ты говоришь со мной — и это главное. Значит, ты сам знаешь, как надо. Давай сделаем вид, что тебя нет. Ты же сам понимаешь, что это ненормально. Не говори со мной, не показывайся мне на глаза — и мне незачем будет помнить о том, что Вик… болен. А со временем он и сам забудет, ну, я ведь хорошо придумала, не-так-ли?

«Мартин, я…»

Он молчал. Риша смотрела на него все теми же пустыми глазами небесного цвета, и слова, которые она произносила, ядовитые, болезненные, бились о стекло в такт с метелью.

Риша.

Девочка, которую он берег, как и Вика. Он утешал ее, защищал, как умел. Он любил ее, как свою младшую сестру.

«Мартин, я не… я не хотел, я…»

Он молча прикрыл глаза рукой, возвращая Вику его жизнь. Жизнь, в которой ему, Мартину, почти не осталось места.

— Риша, за что ты так? — ошеломленно прошептал он, спускаясь со сцены.

Риша осталась стоять, и глаза у нее были такими же пустыми. В них все еще не теплилось ни одной эмоции.

— Разве нужно по-другому? — слегка удивленно спросила она. — Вик, я люблю тебя, слышишь? Тебя. Тебе не нужны твои воображаемые друзья, чтобы быть лучше, ты больше не будешь одиноким. У тебя есть я, настоящая. А голоса… Они сделали, что должны были. Не волнуйся. Я уверена, в городе мы со временем найдем способ тебя вылечить.

— Риша, ты не понимаешь, я ничего не хочу лечить, это не болезнь, это мой друг, мой брат! Он мне жизнь спасал не один раз, я бы без него умер с голода, сошел бы с ума или того хуже — вырос бы как папаша! Да если бы не Мартин, я бы даже в лес не пошел в тот день и не встретил бы тебя!

— Отлично, спасибо, Мартин, — с иронией произнесла она. — Мне обязательно его любить?

— Нет, но…

— В таком случае, я бы хотела, чтобы он больше не появлялся рядом со мной. Пускай хотя бы когда мы вместе у тебя будет одна душа, хорошо? И ты увидишь, что так лучше. Ты прекрасный человек, Вик. Лучший из всех, кого я знала. И тебе больше никто не нужен, — горячо шептала она, гладя его по лицу и мешая свой шепот с короткими, обжигающими поцелуями, еще недавно такими желанными, а теперь почему-то колючими, как касания губ Мари.

Мартин не слышал этих слов. Он сидел в кресле в своей беседке, и по его ладони полз светящийся в темноте полосатый шмель. Он сорвался с кончиков его пальцев и полетел к розам, растущим снаружи.

— Что ты там найдешь, дружок? Это не настоящие цветы. И ты тоже ненастоящий. Как и я, — горько произнес он, глядя, как насекомое скрывается в лепестках.

Но шмель ровно гудел, перелетая с цветка на цветок. Он был занят, и ему не было никакого дела до того, что он не должен этого делать.

Ведь шмелю об этом никто не сказал.

Действие 7 Бумажные крылья

От её взгляда, которым глядела на меня, казалось, моя собственная душа, рушилась всякая реальность, в том числе и реальность моего чувственного влечения к ней.

Г. Гессе

Вик лежал на неразобранной постели, уставившись в потолок и вертел в пальцах монетку. Он неожиданно поймал себя на этом жесте, и с удивлением понял, что на самом деле ему хотелось закурить. Он знал, где у отца лежат сигареты, но раньше как-то не задумывался о том, чтобы успокаиваться таким образом.

— Мартин, ты слышишь?