Мы никогда не умрем

— Простудой. С чего ты вообще взяла, что отец ее бил? — уклончиво ответил Вик.

— Слушай, Вик, не держи меня за идиотку, ладно? Я привела ее домой, еле дотащила…

— Зачем ты тащила ее домой? Она что, боялась идти? — перебил ее Вик.

— Боялась, да, так боялась, что еле на ногах стояла! Вик, она что, ничего тебе не рассказала? У вас же доверие, любовь и поцелуйчики в щечку?!

— Что она должна была мне рассказать?

— Ой, ну надо же. На.

Рита достала еще одну сигарету из кармана. Прикоснулась губами к фильтру, поднесла свою, зажженную. Вик взял сигарету, и машинально затянулся, стараясь сделать хоть что-то, чтобы прогнать это давящую на горло тошноту.

Проволока и правда словно ослабла.

— В общем, дело было так. После премьеры отец Иру вывел из зала. Я слышала… слышала, он сказал ей, что она талантливая. Сказал, что это красивая история, но слишком откровенная, и что молоденькой девушке не стоит играть такие роли. Ира смотрела на него, так знаешь… с недоверием в общем. Потом подошла Мари. Начала ее хвалить. Ирин папа повторил, что пьеса слишком откровенная. Они начали спорить, но спокойно так, как будто для… ну для галочки, типа надо так. Потом он сказал, что-то такое… ну про то, что вы друг друга любите, поэтому красиво получилось.

— Рит, а ты не пытаешься меня обмануть? Риша была уверена, что ее отец в ярость придет.

Он ничего не понимал. Если никакого скандала из-за спектакля не было — то почему Риша оказалась у него под окнами ночью в одной рубашке?

— Ну и дура, — безжалостно ответила Рита.

Сигаретный дым обжигал горло и оставлял горько-вишневое послевкусие. Мартин слушал молча, Вик то и дело прикладывался к фильтру.

— В общем, они поговорили, и папа Иры просто развернулся и ушел. Я рядом стояла, ну и… знаешь, я хотела… ну подружиться, в общем. Ира в зал смотрела так, как будто оттуда сейчас мужик с топором выбежит. А я хотела… поговорить. Я вообще-то много лет хотела. А тут эта пьеса, такая, знаешь… как… эйфория, вот. И мы в общем пошли сюда.

— И поговорили? — с подозрением спросил Вик, чувствуя, что начинает что-то понимать.

— Да, она… попросила выпить, у меня с собой был… ну ты помнишь, фляжка… В общем, я не знала! Она залпом стакан хлопнула! Смотрела на меня с минуту, глаза дурные, а потом как начала говорить. Про брата моего. Про своего. Про мать, про отца. Вик, она с полчаса трындела, не затыкаясь! Ты знаешь, она явно нуждалась в этом… всю жизнь молчала и сорвалась. Может боялась, что ты ее осудишь, или будешь презирать, это, конечно, такая глупость… ты же не из тех, кто на стороне тех, кто мог бы, я знаю… ты же тогда… не стал…

Рита явно нервничала. Она докуривала третью сигарету, и ее пальцы все ощутимее дрожали. Вик смотрел на нее, и пытался понять весь смысл слов, которые она произносила.

— И что было потом?

— Потом она отобрала у меня фляжку. Выпила еще и начала говорить про… про тебя. Какую-то чушь.

— Какую… чушь? — онемевшими губами прошептал Вик.

— Что-то про то, что ты болен. Что ты… что ты… слышишь какие-то голоса. А еще что у тебя есть вроде брат или друг с каким-то дурацким именем… И что он вроде ну… воображаемый.

Мартин смотрел в проем, не отрываясь. Вик не чувствовал ни одной его эмоции.

— А потом?

— А потом она замолчала. Сидела так знаешь… ну неподвижно вообще, а потом плакать начала. Говорила все время, что ее отец бьет, что он ее за пьесу эту… Хотя Вик, я тебе правду говорю — он так искренне говорил с Мари, и на Иру смотрел с такой… ну… теплотой, что ли. Слушай, а ты правда слышишь голоса?

— Правда. Сейчас вот твой, — мрачно ответил Вик.

Рита слабо улыбнулась.

— Ну вот. Потом она поплакала еще молча, я ее пыталась утешить и фляжку отобрать, чтобы ну… ну в общем видно было, что она пить не умеет совсем, и что ей уже хватит. У меня не получилось. Мы часа три тут сидели, я в туалет боялась отойти, она меня все время за руки хватала и плакала… а потом я отвела ее домой.

— Пьяную?!

— Вик, а что мне делать было? Я даже не знала, где ты живешь. То есть я знаю, но как к тебе идти, чтобы не заблудиться и коротким путем… К тому же мне вообще-то было ее тяжело тащить. У нее спрашивала — она хихикает как дура и говорит, что ты живешь в темноте, нормально? И Мари я не нашла. Ну мне пришлось вести, я же не могла ее в школе оставить. Хорошо еще я на крыльце нашу библиотекаршу встретила, эту, безумную. Она мне помогла ее тащить, и сказала, что с папой ее поговорит. Мы ее пока тащили, я ей рассказала, как оно было. Ну в общем она сказала, мол, не надо ничего врать, надо говорить, как есть. А что я ее папе скажу, что дочка выхватила у меня фляжку и накидалась? Ну я в общем попросила ее соврать. Сказать, что ее какой-то мальчик из города, с Мари приехавший, напоил, водки налил в сок, но мы ее вовремя забрали…

— Дура, — обреченно сказал Вик.

Он чувствовал себя полным идиотом. Он ведь увидел, что Ришу забирает отец, развернулся и ушел, даже не переодеваясь. Нужно было дождаться. Нужно было самому подойти к Вячеславу Геннадьевичу. Попросить Мартина поговорить, самому найти слова.