Мы никогда не умрем

Вик рассчитывал больше никогда не оказаться в кабинете директора, особенно по такому поводу. Но он стоял, холодно улыбаясь, и не опускал глаза под тяжелым взглядом Якова Федоровича. В гробовой тишине было слышно, как редкие тяжелые капли срывались с разбитого носа, оставляя пятна на темно-зеленом ковре, на который он в этот раз встал из принципа. Полотенце со льдом он держал зажатым в руке.

«Хочешь я договорюсь?..» — осторожно предложил Мартин.

«Нет».

— Герой, — наконец нарушил молчание Яков Федорович. — Боец. Гордость, мать твою, школы.

Вик молчал, следя глазами за тем, как директор ходит, заложив руки за спину, от одного конца стола к другому. Отвечать от не собирался.

— А ну прекрати ухмыляться! — внезапно рявкнул Яков Федорович.

Вик, не меняя выражения лица, указательным пальцем провел по губам, начертив собственной кровью улыбку на белом, словно загримированном лице.

— Вот так значит. Знал бы — я бы тебя сразу в пятый класс определил, уже бы избавились от такого подарка. Скажи на милость, что ты устроил во дворе?

— Вас расстраивает вмятина в заборе? Я ее починю, — хрипло ответил он.

— Тебе нравится прикидываться дураком?

— А вам нравится задавать мне вопросы, на которые нам обоим точно известен ответ?

— Ты сломал человеку нос.

— Я сломал человеку нос, — легко согласился Вик.

— И ты этим гордишься?

— Я этим не горжусь. Я бы может гордился, если бы это была драка с целью самоутвердиться. Или если бы у меня был выбор, ввязываться в нее или нет.

— А мы, значит, благородные, рыцари без страха и упрека? — как-то устало спросил его мужчина.

— Мы? Забавно. Да, Мы благородные, — усмехнулся Вик.

— Послушай, с этой девочкой постоянные конфликты. Я понятия не имею, что вы там друг с другом делаете, но по версии твоего… менее удачливого соперника он неоднократно, как и его друзья имел с ней какие-то связи и в этот раз все происходило…

…Риша стояла в углу, сжавшись у него за спиной в комок. Она вцепилась в его рубашку, словно пытаясь удержать. Он не чувствовал ее рук. Не видел лица стоявшего перед ним человека. Он видел пуговицу, лежащую в пыли, ярко-синюю пуговицу, такую же, как десяток других на ее платье… Пуговицы не хватало на разорванном вороте.

— Я очень надеюсь, что то, что он сказал вам о неоднократных связях — пустая бравада. То, что вы, взрослый человек, — последние слова он выплюнул с таким презрением, что, казалось, ими можно прожечь дырку в полу, — повторяете сплетни за своими учениками, тем более о несовершеннолетней девочке, делает вас соучастником всего, что происходит здесь с вашего, выходит, ведома.

— Итак, ты и правда избил человека… за оторванную с платья пуговицу? Ты не думал, что это могло быть случайностью? И что ничего такого, о чем ты подумал там не происходило?

— А вы живете в Мире-Где-Все-Правильно, а? — почти с жалостью спросил его Вик. — Если бы я не попадал в такие конфликты раз в две недели вот уже как минимум год, я бы может и подумал, что это случайность.

— Но раньше ты никого не калечил, — все с той же усталостью отметил директор.

— Раньше никто своими грязными руками к ней не притрагивался, — в тон ему ответил Вик, все-таки прижимая к лицу полотенце. — Кстати, если это хоть что-то меняет, свой нос я тоже не ощущаю целым.

— Это все бы меняло, если бы не четыре пальца на левой руке этого мальчика. Не знаю, что ты там заставлял его говорить, меня больше интересуют переломы. У нас давно не было таких… драк. И я бы очень хотел, чтобы не было и впредь. Скажи мне, какие отношения у тебя с отцом?

— Мой отец — очень занятой, но властный и деспотичный человек. Он не сможет прийти к вам на беседу, но даже если вы напишете ему письмо, боюсь, это закончится для меня крайне…плачевно, — серьезно ответил Вик.

— Вот как?

— Именно. Впервые он меня избил, когда мне было шесть лет. Знаете, я это, наверное, заслужил. И в каком-то роде я ему благодарен за это. У нас дома почти армейский порядок. Будьте уверены, что он этого так не оставит, впрочем, я готов понести полную ответственность за свой поступок.

«Только не бросай меня в терновый куст?» — усмехнулся Мартин.

«Сомневаюсь, что старый боров еще не разучился читать».

— Ты можешь идти.

Вик поклонился, отведя назад руку.

— Чему вас только учат в ваших театрах, — горько произнес Яков Федорович уже ему в спину.

…

В актовом зале было темно и пусто. Все давно разошлись, Мари оставила Вику ключ, чтобы он запер двери. Он каждый вечер что-то врал ей о репетициях. Она понимающе смотрела и каждый вечер оставляла ключи.

На самом деле Вику было глубоко плевать на репетиции и мотивы у него были самые что ни на есть эгоистические.

Мари была небрежна и неосмотрительна, будто отказываясь осознавать, что она находится в деревенской школе, где среди всего прочего процветало воровство, непосредственное и наивное, бывшее совершенно естественной частью жизни большинства учеников и даже некоторых учителей.