Мы остались молодыми…

Окончательно поразил меня самодельный колодец, рубленный из половинок осиновых кряжей с крышкой и висящим на гвозде ведром с верёвкой. Вода была холодной, прозрачной, как льдинка, и вкусной, как может быть только колодезная вода.

Закончили мы обход лагеря на кухне, где аппетитно пахло жаренным мясом. Дым из трубы не вился, видно готовили на зара¬нее заготовленном древесном угле или сушняке – маскировка соблюдалась во всем от засаженной елями бани до печной трубы на кухне. Главный повар-альпинист Васо Чхаидзе с приятным кавказским говором, и его помощница из местных жительниц Мариула, были на высоте кулинарного искусства. Знакомство с ними я счёл весьма полезным.

…Спустя много лет после войны, Пана Безух – Акимова – расскажет мне, как за моей спиной хохотал весь партизанский лагерь, когда я на другой день бродил по землянкам и спрашивал:

– Братцы, где бы тут найти портного?

Наверное, такая постановка вопроса партизанам действительно тогда показалась забавной. С другой стороны, только что прилетевшему человеку и увидевшему лагерь с кухней и баней, медчастью и радиоузлом, почему бы не спросить о парикмахере или портном? Ведь были же у нас на заданиях любители брадобреи и мастера сапожники. Я же не спросил, где газетный киоск или будет ли в субботу кинофильм? Что я, дурной?

Пройдут месяцы и в дополнившимся людьми отряде появятся портные с швейными машинками и даже часовых дел мастера, и все сочтут это вполне естественным.

Портной мне был нужен по крайне деликатному вопросу, и история та скорее трагическая, чем смешная, но никто о ней не ведал. От резкой перемены климата или от жаренного мяса Мариулы без малейших следов соли мне понадобилось срочно проверить кусты с подветренной стороны косогора. Об отведённом месте «уединения», огороженным плетнём мне ещё никто не успел сказать. И тут чуть не произошёл казус, мой комбинезон оказался цельно-сшитым от шейных позвонков до самых пят, вроде лёгкого водолазного костюма. Не помню как – видно с чужой помощью – я смог влезть в него накануне в Москве. Тот, кто выдумал такой мешок с рукавами и штанинами без прорезей, очевидно, предполагал, что он разового пользования, вместо савана, но я то, оказался живым. Помимо того я поверх комбинезона был опоясан ремнями, на которых висели пистолет, десантный нож, запасные диски, гранаты и прочее, так что из комбинезона вылезти было крайне мудрёно.

Помог в этом деле Ясон Тодеев, он предложил разрезать комбинезон пополам, на две части: верхнюю и нижнюю по поясу. И скрепить обе части пуговицами, срезанными от чьей-то командирской шинели. Жизненная проблема была элементарно решена без вмешательства портного, всегда можно найти выход.

Дня за три я совсем освоился на новом месте. Знал почти всех в лицо и по именам. Звания и фамилии здесь произносились редко, мне казалось, что я тут уже давно. Люди были спокойными и весёлыми, споров или ссор абсолютно не слышно. Каждый выполнял своё дело.

В свободное время играли в самодельные шахматы или шашки – карты были категорично запрещены, если кто из новеньких приносил их, они бросались в костёр. По очереди читали где-то раздобытую разведчиками обтрёпанную книжку или журнал. Но больше занимались сборкой и разборкой оружия, чисткой его, протиркой патронов и запалов, изучали тонкости минно-подрывного дела.

Каждый взвод по очереди нёс караульную службу – охрану лагеря. Расположение постов и секретов гарантировали безопасность отряда, проникновение вражеских лазутчиков. Каввзвод всё время находился в ближней и дальней разведке, налаживал связь с местным населением – важным источником сведений о замыслах фашистов.

Одни группы возвращались с заданий, отдыхали, залечивали раны. Другие готовились к новым походам. Партизанский лагерь был единственным родным домом, местом отдыха и безопасности. Приходивших не спрашивали, где они были и что делали, так было негласно заведено. Иногда они рассказывали сами, что делали, что видели и слышали, иные рассказы были страшными. Они смело и мужественно шли на задание по разведке или на диверсию на захваченной врагами родной земле. Видели много зла и горя. Им попадались спалённые дотла деревни с торчащими на пепелищах чёрными от копоти трубами и распластанные в бурьяне расстрелянные жители. Они встречали изнасилованных и сошедших с ума девушек, молодых женщин с седыми прядями волос, голодных, опухших детей-сирот. В их памяти навсегда остались силуэты повешенных на перекладинах мужчин и женщин с таб¬лицами на груди: «они помогали партизанам», остались в памяти, чтобы донести это до будущих поколений, чтобы никогда это не повторилось.

Новые спецгруппы уходили в неизвестность, тихо и незаметно исчезали в предутреннем тумане, растворялись в дали. Не было случая невыполнения задания, только смерть могла этому помешать.