Через минуту мы бежали по тропе через лес. До старого лагеря было не больше пяти километров по прямой. Вскоре начали свистеть шальные пули. Развернулись в цепь. На флангах спешили самые молодые в отряде, почти мальчишки, Коля Гапиенко и Женя Гриба. При первой возможности они хватали пулемёты: автоматы казались им «неэффективным» оружием. Вот и сейчас, услышав команду Карасёва, у одного в руках оказался ручной «дегтярь», у другого – трофейный пулемёт «шкода». За ребятами надо следить в оба, то Коля, то Женя вырываются вперед – ненадолго и до беды. Прошу Мишу Журко и Петра Туринка не отпускать их от себя ни на шаг. Вася Божок тоже беспечен в бою, а потом, смущаясь, оправдывается.
По фрицам ударили сбоку, во фланг. Так вышли к месту боя. Вместо того, чтобы разворачиваться в нашу сторону, они с криками и воплями бросились назад, подгоняемые очередями из окопов на Лысой горе.
Оказалось, что фашисты, руководимые каким-то чином с высокой тульей на голове, пытались незаметно подползти к окопам и ворваться туда. Наши хлопцы нарочно подпустили их и забросали гранатами. Это мы и услышали в «зелёном» лагере. Наша группа только ускорила их бегство. На всякий случай остались ночевать на Лысой горе в нашей уютной землянке.
Утром каратели опять не наступали. Что они затевают? Кухня не работала. Еду оставшимся здесь приносили в трофейных термосах, как на передовую. Впрочем, это и была передовая в тылу у немцев у партизанского отряда.
Вчера в спешке забыл взять у Нины Рогачёвой хину от малярии, приобретённую прошлым летом в «тропиках» реки Сунжи. По всему чувствовалось, что сегодня (на третий день) будет очередной приступ. Полмесяца меня преследует малярия. Если утром принять восемь-десять таблеток, то приступ можно перебить. Паша Киселёв её не подхватил на кавказском фронте, а в белорусских болотах её, к счастью, нет. Медицина говорит, что малярией болеют только два года подряд, а на третий надо снова встретить малярийного комара, чтобы заболеть. Это меня успокаивало, так как на Кавказе мне делать нечего. У Нины Рогачёвой запаса хины для одного пациента предостаточно. Прискакали верхом прямо на Лысую гору Паша Колганов и Вася Куликов и передали приказ Карасёва: «Приготовиться к уходу! Заминировать землянки и все подступы к лагерю. Сегодня все должны покинуть Лысую гору!»
Командир не просто так послал вчера нас минёров в старый лагерь, уже было принято решение о минировании, о том, чтобы спасти лагерь от разрушения его карателями.
Разбились парами и распределили зоны минирования. Мин и взрывчатки было достаточно: недавно получили груз на двух самолётах, с ними прилетел радист Виктор Прокошев. Паше Колганову и мне минировать досталась местность к востоку от лагеря.
Поставили с десяток противопехотных мин ПМД-7 и несколько фугасных зарядов с взрывателями натяжного действия с элементами неизвлекаемости. Сначала заминировали дальние подходы к лагерю со стороны «аэродрома». На обратном пути повстречали Петра Ярославцева, Васю Куликова, Колю Новаторова и Василия Ивановича Исаева. Они зарывали какой-то ящик в лесу. Возвращались на Лысую гору все вместе.
В лагере распоряжался приехавший Виктор Александрович Карасёв. Миша Журко с Колей Гапиенко и Мишей Крыловым минировали землянки. Петро Туринок и Серёжа Кафтанов отправились в сторону конюшен, а мы с Пашей Колгановым – на восточный склон горы. С собой ещё прихватили с десяток противопехотных мин. Чертежей на минное поле не составляли, а просто запоминали ориентиры и направления полос минирования. Рукой выгребали канавку, ставили мину и присыпали песком, смешанным с опавшей хвоей.
Незаметно подкрался приступ малярии. Закладывало уши и чуть-чуть дрожали руки, но работать можно было. Паша где-то отстал: у него было мало опыта.
Откуда-то издали донесся голос Карасёва:
– Марат, оставь мину и иди сюда.
Мне хотелось закончить установку мины, и я не отозвался. Вдруг голос командира раздался неожиданно резко:
– Марат! Выполняй приказание!
Оглядываюсь, оказывается Виктор Александрович и Паша Колганов стояли в трех метрах позади меня и смотрели, как я минирую. Что-то им не понравилось. Карасёв смотрел на мои руки и опять далеким для меня голосом, уже обращаясь к Паше, проговорил:
– Ты вовремя меня позвал. Отведи его к обозу и уложи на повозку. Да скажи, чтобы на кладке через болото держали его покрепче, чтобы не свалился в воду.
Все-таки приступ малярии меня доконал. Все тело пылало жаром. На повозке было хорошо. На меня навалили трофейные одеяла и полушубки – стало тепло и больше не трясло. Рядом шла медсестричка Лёля Петренко и рассказывала, как ругался командир, что меня с приступом малярии допустили к минированию. Когда повозка останавливалась, начинало кружиться небо, и я просил Лёлю погонять коней. То издалека, то вблизи слышалась бойкая воркотня Лёли.
Вдруг со стороны Лысой горы донесся глухой звук взрыва. Повозка дернулась, и кони остановились. Стрельбы не было. Взрыв был толового заряда. Мы оба поняли: на Лысой горе случилось несчастье, кто-то погиб.