Мы-Погодаевские

Запивали водой из колодца, чуть солоноватой, но ни реки, ни озерца поблизости не было: березы, березы и березы! И деревенька в окружении их.

После обеда поехали дальше и вскоре оказались в крупном селе, где нас разместили в бывшей весовой — помещении просторном и пустом.

Утром явился мужчина, одетый в поношенный пиджак, неглаженные штаны, заправленные в кирзовые сапоги. Ему было под пятьдесят.

— Я, — заявил он, представляясь, — управляющий отделением совхоза. А это (он указал на скромно одетую женщину лет тридцати пяти) — агроном. Она покажет вам, где взять вилы, лопаты, мешки и место работы. Условия такие: будете жить на хозрасчете, что заработаете — все ваше. Сотка выкопанной картошки — одни рубль сорок копеек. Ясно?

— Ясно, — ответил наш староста Виктор Тюрюханов, высокий, стройный парень из староверов. Управляющий и агрономша вышли. Я догнал их и спросил: «А почему та деревенька называется «Белый свет»? Это всерьез?» управляющий посмотрел на меня несколько удивительно и ответил: «Всерьез, конечно. Разные там люди живут — и чуваши, и мордва, и татары, и русские. Попробуй, разберись, что у них в головах? Может, это насмешка, что их поселили в таком месте, может, даже самоиздевательство». Я вернулся к сокурсника. Мне хотелось затеять с ними полемику по поводу названия «Белый свет», но не осмелился — слишком необычно прозвучало бы мое предложение.

Копали мы картошку без энтузиазма — поле длинное, ни конца, ни края. И земля, словно глина. Тяжелая, плотная. В первый же день, переломав несколько вил и лопат, мы поняли, что хозрасчет для нас — голодная смерть.

— Что это за расценки? — возмущался Вовка Дулов. — Один рубль сорок копеек сотка! Это пачка папирос «Север»! А ведь еще пожрать надо, я уже не говорю, что и попить.

Управляющий наши протесты решительно отверг: «Ничего не могу сделать — такие расценки». — Но ведь это не земля — асфальт, это бетон, — не сдавался Вовка.

— Пишите жалобу…

Писать жалобу не стали, а нашли выход: двух самых талантливых начинающих «художников» определили «на заработки». Они стали рисовать для местных жителей пейзажи, портреты, настенные «ковры». Рисовали в этой же «весовой». заказчиков находил Виктор, один вид которого вызывал у жителей доверие, и они, не торгуясь, платили. Мы стали лучше питаться. В субботу после бани устраивали даже выпивки. Агрономша ругалась, что на работу выходят не все, мы отбалтывались: у них нет обуви.

Меня же изматывала мысль, почему деревенька называлась «Белый свет». В Нижнеилимском районе, где я родился, все названия были понятны. Вот деревенька Погодаева, ее основатель Погодаев Гришка, сын Юрьев. Возникла в 1645 году и за триста лет разрослась до сорока семи усадеб. А какие там дома! Высокие, трехстенные с резьбой под крышами, на окнах и ставнях. Даже ворота делались в елочку!

Вот это да! А что это за деревенька в глухом березняке? Надо же было согласиться с землеустроителями, чтобы поселиться в таком странном месте! Впрочем, поселенцев могли привлечь черноземы — основы хороших урожаев, а следовательно, и зажиточной жизни. Все так! Но почему все же «Белый свет»? застряла загадка, как заноза под ногтем: не очень больно, но и покою нет: ноет и ноет…

Сколько времени могло это продолжаться? Годы шли. Вернулся в родную деревню. В свободное время — охота, грибы, ягоды, рыбалка. И совершенно неожиданно, благодаря рыбалке, я смог найти ответ на мучивший меня вопрос.

Река, рыбалка имеет для сибиряка большое значение. И в этой связи мне совершенно непонятно, почему некоторые деревни строятся вдали от рек, как, к примеру, «Белый свет». Рыбачить те, кто живет по берегам рек, начинают, чуть ли не с пеленок. Едва встал на ноги, а уже тянется к удилищу, уже бежит к реке с тайным желанием выловить хотя бы презренного пескаря, а ельцы, сороги — это уже добыча тех, кто взрослее.

Построили Братскую ГЭС — и хариус, который нерестился по Ангаре, был вынужден искать места для нереста по притокам Илима. Напротив устья Тушамы нефтеразведчики поставили вышку и в свободное от вахты время занимались рыбалкой в речке, которая после весеннего ледохода имела высокую воду, что вызывало тайные усмешки местных жителей: что за чудаки ловят рыбу в мутной воде удочками.

Однажды я зашел к соседу-шоферу с нефтеразведки — и увидел в кухне на столе крупную рыбину.

— Что за рыба? — спросил я, недоумевая.

— Это хариус.

— Как хариус? — не поверил я. — Разве хариусы такими бывают?

— Выходит, бывают, — улыбнулся сосед.

— Нет, скажи правду, откуда рыба? Из магазина?

— Говорю, с Тушамы. Нефетразведчики в речке добывают.

— Сетями?

— Удочками.

— Да не ври ты! Как же можно в такой воде рыбу удочками добывать? Ведь рыбы и червяка не увидят.

Я внимательно разглядел хариуса, лежащего на столе. Крупный, граммов на восемьсот, темный, с крапинками по бокам. Заволновался, решил сбегать к лучшему другу, позвать его на такую рыбалку.