Мы-Погодаевские

Я работал учителем в средней школе и все свободное время посвящал ружейной охоте, как правило на рябчиков, тетеревов, и если попытаться, добывал глухаря. Заяц же, особенно по чернотропу, попадался под выстрел редко. Лотерея!

Как-то вычитал в настенном календаре, что зайцев можно успешно тропить по тропе, для этого надо идти по заячьему следу, пока он не станет сдвоенным, тут смотри в оба, куда сделает заяц скидку, потому что он залег на дневку где-нибудь в траву, понимая, что надо знать, кто и зачем интересуется его особой, и вовремя дать «деру».

Попробовал — получилось: взял трех зайцев. С тех пор и началось.

Едва дождался звонка с моего последнего урока: еще бы! Сегодня отличная пороша, то, что надо!

Торопливо пообедал, забросил двустволку двенадцатого калибра за спину, деловито прошел по улице села, перешел по льду реку на другую сторону и углубился в лес, где стояла ферма по выращиванию чернобурых лисиц, находящихся в клетках за высоким ограждением из горбыля. Заглянул в щель, увидел оскаленные сердитые мордочки хищниц, злобно лающие в ожидании кормежки.

С другой стороны изгороди стояла изба, в которой жили сторож и повара — кормилицы. На деревьях глазело воронье, громко каркающее, они также ожидали пищу, чтобы украсть у зазевавшихся лисиц косточку или кусок мяса, а потом улететь за изгородь, где на снегу можно полакомиться добычей.

Я прошагал мимо фермы, углубился в чащу, надеясь встретить там заячью тропу. Да, вот и она. Пошел по ней, зорко вглядываясь в сторонья: нет ли где скидки.

Меня ждало разочарование — тропа оказалась «круглой», бесконечной. Зайцы приноровились к неглубокому снегу середины декабря, изменили тактику: охотник ли, собака ли может преследовать их по такой тропе сколько угодно: они, видя опасность, все время уходили вперед. Добыть такого зайца в одиночку — дело архитрудное, и я решил возвращаться домой. Не повезло, что поделаешь, не осень…

Стая волков уходил на север, вслед за стадом диких оленей. Волк, крупный, старый, отставал от сородичей: болели ноги, слабея с каждой верстой. В конце концов он с тоской в умных своих глазах поглядел вслед уходящим и прилег в снег, отдыхая.

Возможно, он думал, как не подохнуть от голодной смерти: ведь он не сможет поймать даже зайца, а всякая мелочь, вроде птичек и мышей, тоже не достается легко.

Низкое декабрьское солнце чуть-чуть пригревало спину. Волк, отдыхая, втягивал запахи и вдруг уловил слабый-слабый, еле осязаемый запах птицы, раздражающий ноздри. Он поднялся и заковылял навстречу этому запаху, который усиливался с каждый днем. Наконец запах стал настолько сильным, что волк облегченно «вздохнул», но остановился: впереди темнела изгородь и слева от нее изба, где должны находиться люди — главная опасность.

Голод не тетка! Волк увидел, как из-за изгороди вылетела ворона с костью. Она уселась на снег и стала жадно и деловито «обгладывать» добычу.

У волка перехватило дыхание. Он, забыв про осторожность, двинулся к вороне. Та взлетела, уселась на дерево и стала оскорблено и сердито каркать.

Волк жадно впился в кость, ощущая как изголодавшийся желудок ноет в предвкушении сытного обеда.

Вот и еще одна ворона вылетела из-за изгороди с куском. Волк согнал ее с места и одним глотком справился с мясом…

Потом еще и еще. Волк насытился до отрыжки. Потянуло на сон, приткнулся к стволу сосны и заснул, довольный, счастливый, не обращая внимания на возмущенных ограбленных ворон.

Волк рисковал, но сытый, не осознавал опасности, ожидающей его.

Я двинулся обратно и вдруг увидел возле ствола сосны спящего волка. вскинул ружье, послал предохранитель вперед, но стрелять не стал, опасаясь недоразумения: не было в тех краях волков, и старики не помнят, чтобы волки появлялись в наших бескормных местах.

«А вдруг это собака, соображал я: в селе имеются кое у кого так называемые породистые собаки, крупные, серые, ну волки и волки, а подстрелить такую собаку — так греха не оберешься: сгрызет тебя хозяин, затаскает по судам…»

Но все признаки волка были налицо: вот и хвост поленом, и уши словно отмороженные, и хищный загривок.

Волк прогнулся неторопливо, каким-то неловким скоком запрыгнул наискось от меня в ближайшую чащу. Я проводил его стволом, досадуя, что не могу правильно оценить обстановку.

Нет, я ничуть не испугался, может просто не успел сообразить всю степень опасности такой встречи: еще бы! Ведь вес такого зверя восемьдесят килограммов, об этом я вычитал в нашем краеведческом музее из таблички над чучелом волка, присланным в подарок из далекой Катанги (это север).

Преследовать волка не решился, это не рябчик; выскочит из-за куста — выстрелить не успеешь…

Пошел домой, решив сходить за советом к охотоведу ПОХа.

Охотовед, выслушав меня, подтвердил, что это волк, и пожурил, что я потерял крупную сумму денег, полагающуюся за отстрел хищника.

Волка «взял» сам охотовед. Собаки выгнали «инвалида» на выстрел.