Мы-Погодаевские

— Коровенку заполкала, объяснила мать. — Утром на пастбище угоняет, а вечером — домой гонит так, что ноги мелькают.

— Плохо, что ли?

— Че хорошего? Плохо для молока-то…

Поселились у меня в доме экспедичники перед уходом в тайгу, попросили у матери собаку, чтобы в лес собой взять. Отдала мать пса. А осенью возвратились из тайги эксепдичники и давай нахваливать пса:

— Весь сезон со свежим мясом жили, консервы все целыми остались. Это не пес, а сокровище…

— Да че так-то? — спросила мать.

— А вот что! Сидишь в палатке, а пес уже сохатого к ней пригнал: непорядок, мол, скотина без присмотра по лесу шляется. Ну если нужда в свеженине — добудем сохатого…

Задумался я: не было на Илиме таких собак, чтобы пастухами были, и сообразил, что подарили-то мне его соседи, которым подарили щенка в Забайкалье. Вот оно что: вырос пес и вспомнил о своем назначении на этой земле.

Погиб пес трагически. Едва экспедичники вернулись из тайги, как пес бросился под колеса грузовой машины, намереваясь остановить ее: не выносил бегущих. конечно, машина — не корова, не сохатый.

Вступление

Был мал тогда и вижу смутно
Клуб этот в грезах по ночам,
И что-то помнится поспудно,
Но только не по мелочам.
Мне кажется, что был Покровский
Директором. И был — Смирнов.
Но вот Покровский — был таковский,
Да и Смирнов — сам был таков!
Они уехали куда-то,
Что делать им в краю глухом,
И в этом клубе небогатом,
Который все зовут «Нардом»?
Я помню, как слепой Маланин
К нам в клуб случайно заезжал
И целый вечер на баяне
Сердца людские ублажал.
И помню, как для фронта гнали
Пилоты эскажрилий строй,
И как они в ненастье дали
Концерт и вместе с ним настрой,
Чтоб мы в тылу не унывали,
И что любой из них герой,
И чтобы мы все твердо знали,
Что каждый — первый, не второй!
А вот до этого, бывало,
В клуб забежим на пять минут,
Здесь интересного немало,
И репетиции идут.
В фойе на столиках газеты,
Журналы и брошюрок ряд,
На стенах — стенды и портреты —
Восторгом глазки загорят!
И стать захочется культурным,
Читать журналы, песни петь
И закрутиться в танце бурном
Под вдохновляющую медь.
И ты бежишь домой крылатый,
Как будто получил медаль,
Как будто с другом или братом
Стремишься в розовую даль

.

Деревенская память

Поперепутаны ступеньки
Полузабытых давних дат:
Бегу босой по деревеньке,
Себе, дождю и солнцу рад.
На ветках шишки, как игрушки,
А вот под корни чей-то лаз…
Гляжу сквозь память на избушки.
В который, будто в первый, раз.
Запечатлеть навек стараюсь
В кассетах памяти своей
Амбары, бани и сараи,
Усталость скошенных полей.
Под каждой крышей помаленьку
Всего: и счастья, и беды,
Не украшают деревеньку
Забвенья быстрые следы.
Еще вчера не хата с краю —
Она должна была стоять,
Кондовая и деловая,
И дорогая всем, как мать.
А вот сегодня почему-то
Исчезла (с легкой ли душой?)
Все получилось очень круто,
А все ли очень хорошо?

Кормилец