Мы-Погодаевские

Друг согласился. Накопали червей, приготовили лески, удилища, а туром раным-рано, еще до восхода солнца отправились к нефтеразведке. Переплыли в лодочке через реку и понеслись вверх по Тушаме, полагая, что чем дальше заберемся, тем богаче будет добыча. Но, усталые, раздосадованные, с позором возвращались мы обратно. Солнце перевалило за четыре часа дня. Хариусы оказались хитрее нас: они ни разу не клюнули.

До устья речки оставалось не больше полукилометра, и мы увидели на небольшой полянке пятерых нефтеразведчиков, стоявших плечом к плечу и забрасывающих в пенящуюся струю воды поплавки. Уселись мы на пригорочке, стали варить чай, попутно наблюдая за чудаками-рыбаками.

Вот один из них сделал подсечку, и на крючке затрепетал крупный темный хариус, который извивался, трепыхался, пытаясь сорваться.

— Молодец! Молодец! — хвалил его рыбак.

Мы не стали пить чай, а заняли места неподалеку от этой группы. Нам повезло. С этой поры я забыл про любую рыбалку, кроме добычи хариусов, тем более что они малосольные, отличались таким вкусом, что пальчики оближешь.

И вот однажды, когда хариус в Тушаме не клевал, решил я перейти по неширокому водоразделу на реку Рассоха, вода которой отдавала болотом, поэтому не могла интересовать хариусов. Вошел в сплошной молодой березняк и остановился в недоумении: мне показалось, что от берез исходит ясное сияние — сильное, всепроникающее, всеобъемлющее, словно где-то среди бесчисленных стволов находились сотни невидимых электроламп. Это было похоже на волшебство, на диво дивное, на чудо чудное.

Торжественное сияние заставило меня удивиться, восхититься, задуматься над странными причудами природы.

И внезапно вспомнил поезду в совхоз на копку картошки, вспомнил о деревеньке «Белый свет». Вот она — разгадка, так долго мучившая меня. Вот оно — открытие светящегося березняка, столь редкое в природе. Вот почему деревня называлась «Белым светом»! Среди первых ее жителей нашелся человек с поэтическим видением, который и обнаружил однажды в березняке сказочное сияние, белый свет, белое торжество расцветающей природы и не мог пройти мимо такого явления, предложил назвать деревню «Белым свет», с чем, вероятно, все согласились. Еще бы, и точно, и метко, и ни на что не похоже. И пусть это белое сияние исчезало, как только березы покрывались весной пушкой листвы, но впечатление, произведенное в эти майские дни, было незабываемым, неизгладимым и человеческой памяти. А ведь здесь пришлось жить, трудиться, растить детей, которые, подрастая, тоже могут спросить, почему деревня называется «Белым светом».

Вот так, через много-много лет, благодаря рыбалке на хариусов, я разгадал тайну столь необычного названия деревни. Да, загадка долго мучила меня, не всегда настойчиво, но всплывала время от времени не столько от нужды, столько от веления души и сердца, например, в песне: на тебе сошелся клином белый свет.

И, словно в награду за открытие, удалось, когда немного улеглось волнение, увидеть под ногами диковинный, редкий-редкий (особенно в глухомани) цветок. Он, высокий, чуть ли не по колено, одиноко, но уверенно тянулся вверх. Меня поразил его размер — чуть ли не в согнутую ладонь, и цвет, который меня чрезвычайно поразил как художника. Это был не желтый, не охристый, не оранжевый, а такой, какой и на палитре не подберешь, чтобы передать его очарование и неповторимость. И был он усеян мелкими черными точками. Такой цвет, необычный, неповторимый, поражал меня в детстве на грудке снегирей, только он был скорее розовым, хотя и не очень, а словно каким-то неземным, космическим, что ли. Или, в конце концов, индийским — у них есть такие красители. Я огляделся. Цветок был один. Откуда? Из каких времен и эпох оказался он здесь, в этом молодом светящемся, сияющем березняке? Пожалел художников с их бедной палитрой и еще раз убедился в том, как талантлив народ, увидевший свет берез и назвавший свою деревню таким поэтическим именем.

В лесу собесов не бывает

Рассказ

В наших илимских краях зайцев добывали плашками (дело трудоемкое!), кулемками (чуть легче) или петлями — совсем легко: долги петли из проволоки поставить на заячью тропу!

Мы с другом, школьниками еще, тоже ловили «косых» петлями, испытывая при этом гордость, которая присуща добытчиками, или кормильцами, как подхватили нас родители, занятые более важными делами.

С годами страсть к добыче зайцев петлями ослабла, появились новые увлечения — ружейная охота на них, но это уже в более зрелом возрасте, когда не запрещалось пользоваться оружием.

Конечно, старики не верили, что из ружья можно добывать зайцев, уверяли:

— Видь, он, косой, за ночь то сколько набегает — попробуй его выследить! никаких ног не хватит… То ли дело — петли!

Мне претило ловить зайцев петлями: уж больно несчастный, подленький какой-то способ, и было противно глядеть на фиолетовые тушки ободранных удавленников: то ли дело — стреляный заяц.