Угроза нешуточная. А дело стоит. Много-много лет. И Горбачев в Иркутск приезжал, и Ельцин недалеко от Иркутска был, и Путин катался с гор и повторял, какое красное здесь место. А на Байкале вообще кто только не был. Сибирь, кроме прочего, это еще непочатая страна туризма. Вообще она разная. Есть и суровые районы. Но она ими и хороша. Не просто не разделяю мнения тех, кто считает, что на непригодна для нормального жития, удивляюсь, как такое вообще могло кому-то прийти в голову. За всю Сибирь не скажу, но места, о которых у нас речь, прекрасны. И так считают не только сибиряки. Привычные к влажной, более теплой погоде петербуржцы, прочие европейцы того же мнения. Многие об этом говорили, побывав здесь. Климат тут вполне здоровый, сухой, континентальный — жаркое лето, холодная зима. А какая золота очень, какая яркая весна! В Петербурге, который очень люблю, я, как бы постоянно под крышей, даже когда на улице. Это потому, что с детства привык к сибирским просторам. Здесь у нас высокое, изумительной голубизны небо, горы, которые здесь называются сопки, — это горы поросшие, лесом. А горы — скалистые, вроде Саянских, которые так и зовутся — горы. Почему-то так принято: если скалы — это горы, а если, независимо от высоты на горе, лес — это сопки. Качинская сопка, например, почти 1000 метров, а горой ее никто не называет. На ней даже озеро есть. Сопки поменьше называются «полстопочки», «полстопочки»…
И все это вот оно — за окном автобуса, вроде бы никуда не делось, благодатный край во всей своей красе. Надежный, как сибирская изба. И я еду с ожиданием необычной встречи — вот-вот увижу места, где родился. Но эту несправедливость, что является перед глазами, как только подъезжаем к понурым деревенькам и городам, мне видеть не хочется. А хочется немедля все поправить, вернуть хотя бы во времена моего детства. Оно хоть было послевоенное и вовсе не сахар была жизнь, но я помню, как мама год от года повторяла: «Ну вот, теперь полегче будет…». Обычно я слышал это от нее по весне. Каждую весну ждали, получали прибавки к жалованью, снижение цен на товары первой необходимости. В школе, кому не на что было купить ботинки, одежду, выдавали все бесплатно. Такое происходило каждый год, после чего мама повторяла те свои магические слова, и действительно — жить становилось легче. Сытнее, теплее. Вокруг все что-то строилось, восстанавливалось. А это же было первое послевоенное десятилетие. Что же сейчас-то стряслось, что стало хуже, чем после войны? Рынок виноват? Но ведь его затевали как раз для того, чтобы освободить частную инициативу, чтобы люди лучше работали и жили. Теперь не будем осваивать Сибирь по-старому — по советски, так давайте по-новому — по-рыночному. Технологи разная, но цель то, в общем, все та же, чтобы чья-то мама, здесь в Сибири, говорила: «Ну вот, теперь будет легче…»
Каждые примерно два часа наш автобус по причине отсутствия туалетов, полагающихся в машинах дальних рейсов, останавливался, водитель отпускал пассажиров минут на 20 «погулять». И я старался успеть за это время поговорить с местными. Запомнились бабушка в городе Тулун. Это старенький районный центр километров 300–350 от Иркутска. Подхожу к ветхому домику. Смотрю: завалинка у него есть — это такое сибирское приспособление, опоясывающее холод не проникал. поближе подошел, вижу: нижние доски на завалинке подгнили, отвалились. Плохо дело — дом без хозяина. Тут приоткрылась калитка, выглянула старушка:
— Вы кого-то ищете?
— Да нет, просто вот смотрю, как живете. А вы одна?
— Дед помер.
— А дети?
— Живут в Иркутске, приезжают редко.
— А здесь как?
— Да трудно…
Она сказала это просто, спокойно. Для нее это привычно. Свыклась. Есть огород, пенсию, говорит, слава богу, регулярно платят. На хлеб, сахар, соль хватает. Их коммунальных услуг только свет. Вода из колодца. Улица-то деревенская. А вот дальше, смотрю, трехэтажные дома городского типа. Спрашиваю:
— А вот там как народ поживает?
— Раньше неплохо. А сейчас работы нет. Кто смог, уехал. А здесь дома иной раз зимой и не топят. «Буржуйками» люди обходятся…
Я понял, обычная «фронтовая» обстановка. Вспомнил, писала о том же сестра из Иркутской области: «Живем в пятиэтажных домах, но у нас не топят, поставили «буржуйку» и вывели за окно трубу». Прочитал тогда, подумал — авария у них там. А это, оказывается, рядовой сибирский случай, закрывается предприятие, а подопечные дома руководство забывает снять с баланса. И они становятся «ничьи», поэтому коммунальщики топить их тоже не обязаны.
Поехали дальше, и я уже почти никого ни о чем не спрашивал. Все и так видно. Все та же какая-то едва не демонстративная убогость. Везде и всюду. Не то к ней настолько привыкли, что уже и не замечают, уже забыли, какими должны быть современные поселения. Не то властям просто не на что выполнять свои обязанности, устраивать быт, как полагается по современным стандартам. А скорей всего, тут и то и другое.