За поляной — я вижу со своего поднебесья — деревня, Родной место. Сорок с лишним домов вытянулись вдоль реки. Большой скотный двор, гумно, конюшня, наши огороды и палисадники — все как на ладони. Вижу Вовку Куклина, друга детства, который очень хотел стать художником. Он копил деньги, покупал на сбережения большие листы ватмана и на них делал эскизы своих будущих картин. Глядя на него, я тоже купил было лист ватмана, и попытался что-то нарисовать, но у меня даже наметок не получилось. Вовка не считался заводилой, но и не шел ни у кого на поводу. Рассудительность его примечали многие взрослые. Парень «башковитый» — так о нем отзывались в деревне, это высшая похвала. По сегодняшнему можно сказать — в нем гены сказывались. Отец его дядя Назар, был тоже известным у нас человеком, к его советам прислушивалась вся деревня. А руки — золото. Лодку, которую, он смастерил нам, я любил как дорогу. Игрушку — легкая была, красивая. Мне казалось, что краше ее нет ни у кого в деревне. И уж конечно она никогда не пропускала воду. А мама Володьки — с удивительным именем Фекла — добрая и приветливая, всегда угощала чем-нибудь вкусным.
Рядом дом Анисимовых — огромный, красивый, с высоким крыльцом. Большая семья, но главное, здесь жил еще один Вовка, тоже мой приятель. Умел организовывать нас на какое-нибудь дело — не всегда доброе. Мы и дрались с ним — было дело, одинаково побеждая и проигрывая. Кто кого — это выходило по-разному. А в целом, по моему, складывалась ничья. Как я завидовал ему, у него была защита — это братья, а у меня две сестры, две девчонки, которым никогда не решать мужских проблем.
По воскресным дням к Анисимовым из Нижне-Илимска приезжала в гости родственница — мастерица парикмахерского дела и подстригала всю семью. трудилась обычно на полянке перед домом, что стоял над рекой. За работой наблюдали десятки любопытных. Удавалось подстричься и кому-то из нас.
Через дом от Анисимовых обретались мои друзья — братья Гошка Замаратский и Вовка Устюжин. Ребята погодки, фамилии разные из-за отцов. У Гошки была кличка Руся, у Вовки — Уся. Почему, их так называли никто не задумывался. Многие друзья детства так и остались в памяти по кличке, а имя вылетело навсегда. С Русей и Усей я учился с первого по седьмой класс. Вместе трудились на сенокосе, ходили на ночное, за грибами и ягодами. Вообще были неразлучны. Братья не числились ребячьими лидерами, но их уважали за честность. Они брали сторону тех, кого считали правым. Конечно, правоту определяли сами, она у них как-то совпадала чаще всего с мнение большинства.
А посередине стоял большой дом, жили Погодаевы, (в нашей деревне имелись три семьи с фамилией Погодаевы — скорее всего, потомков основателей).
В этом же доме жил Гошка Погодаев, еще один мой приятель, друг — постарше меня, годков на шесть. Он — главный гармонист деревни. Ни один праздник, ни одна свадьба, гулянка, не обходилась без Гошки. Я и сейчас слышу звуки его гармони — играл он бесподобно, мог подобрать аккорды к любой песне, и сам пел неплохо. Танцы без его гармони нельзя было представить. Девчонки висли на нем гроздями. А он, улыбаясь, растягивал меха и играл завораживающе. Многие ребята завидовали Гошке, учились у него, стараясь подражать, у некоторых даже похоже получалось, но как у Гошки никогда.
Почти рядом с нашим домом жили Белобородовы — дружная семья. Старший Леонид — механик от Бога. Собрал сам полуторку (грузовичек тех лет полторы тонны грузоподъемности), один. Из чего собрал — так никто и не понял. Но носилась она отменно по полевым дорогам. Помню, как деревенские, стоя на кузове пели песни, а позади машины стелился огромный шлейф пыли.
Младший — Виталька Белобородов — был мой ровесник. Невысокий и довольно хилый парнишка, тянулся ко мне. Дружбы особой не было, но мы играли всегда. Верховодил тут я. Он никогда не спорил со мной, обычно молчал, но на авантюры — вроде залезть в чужой огород, или украсть с колхозного поля горох — не решался. А ведь только в рисковых делах закаляется дружба, считалось у нас.
Я вижу моих деревенских сверстников. Ваньку Качина с сестренкой. Машку Перетолчину — обычно мы звали ее Муха, она за это злилась на нас до слез и била своими кулачками по нашим спинам. Вижу Гальку Погодаеву, Володьку Петухова…Всех. Не все, конечно, оставили одинаковый след в памяти, но все со мной.
А вот наш Илим…Сейчас он известен всему миру. К годы же моего детства — лишь в пределах наших таежных деревень по берегам.