Мы потребуем крови

– Да, но лучше он умрет сейчас, чем потом, когда люди узнают, что он еще жив после всего, что натворил.

– Он будет нести этот позор всю жизнь.

Теп поднял брови.

– Жестокое наказание, но нам оно навредит не меньше, чем ему. Я не стал бы рисковать, вдруг он придет в себя и натворит еще больше бед.

– Думаю, что Лео… его сломил.

– Тогда почему бы не позволить ему умереть?

Почему? Так было бы проще для всех, включая Гидеона, а в таком состоянии он вряд ли станет бороться и с радостью примет смерть. Но все во мне восставало против этого. Не мне принимать такое решение. Только заклинатели могут устроить проводы еще живого левантийца.

Наверное, он прочел мои мысли по лицу, потому что опустил чашу еще ниже.

– Подумай хорошенько, Дишива, прежде чем сказать «нет». Я не буду за ним ухаживать. Если ты оставишь меня с ним, я прекращу его страдания. А сам он в таком состоянии не может о себе позаботиться. Кто за ним присмотрит? Ты?

И я посмотрела на Гидеона, как он велел, но мой взгляд даже не задержался на его сгорбленных плечах, а остановился на алом плаще, ставшем ненавистным символом жестокости. Он стекал с плеч Гидеона на землю как кровь, точь-в-точь как кровь Йитти на камни в саду.

– Нет, – ответила я. – Но я хочу, чтобы решение принял кто-то другой. – Я указала на дальний край небольшой пещеры: – Если ты выйдешь вон там, то по узкому проходу попадешь в другую пещеру, а за ней будет еще одна, поменьше. После этого протиснешься через узкую щель в большую пещеру. Там ты найдешь Ясса эн'Окчу, только сначала крикни, что ты друг, а то он сразу тебя убьет.

Теп отставил чашу, но жидкость осталась внутри, поблескивая обещанием смерти.

– Ты хочешь попросить эн'Окчу ухаживать за ним?

– Нет. – Я вытянула заляпанную кровью ногу и перевернула чашу, разлив ее смертоносное содержимое на камни. – Я хочу, чтобы эн'Окча отнес мое послание.

21

Рах

Путешествие с императрицей на запад в Когахейру очень напоминало наш поход на юг с чилтейцами, и я даже был рад тому, что кисианцы хотели держаться подальше от нас. Каждый день левантийцев теперь заканчивался дружеской болтовней и песнями у костра, и нам не нужно было переживать о том, что подумают кисианцы. Кое-кто из них приходил посмотреть на ежевечернюю игру в хойю, но, по крайней мере, они не комментировали происходящее.

Несмотря на предоставленную свободу, в нашем объединенном гурте чувствовалось напряжение. Эзма скакала впереди, словно предводитель, а Деркка, будто старейшина, замыкал процессию. Большинство кисианцев шло пешком, задавая медленный темп. Левантийцам тоже не хватало лошадей, из-за чего постоянно вспыхивали споры. Тор даже не пытался в них участвовать, предпочитая сидеть на телеге и спокойно переводить чилтейскую священную книгу – до тех пор, пока его услуги не требовались императрице и ему не приходилось бежать вперед, чтобы переводить приказы и планы.

– Я думал, он будет больше ворчать, – заметил Амун, глядя, как Тор вслед за кисианским солдатом идет мимо нас с подчеркнуто непроницаемым лицом и с книгой под мышкой. – Мне самому вряд ли бы понравилось, если бы меня так дергали.

– Кто сказал, что ему нравится? – сказал я, оглядываясь по сторонам. – Но, по крайней мере, его хоть кто-то ценит. Его же должны были заклеймить сто лет назад.

Тор исчез в гуще солдат императрицы.

– По возрасту – да. Но Первые Клинки провели здесь три цикла, и за это время его и остальных учили говорить по-чилтейски, а не тому, чему следовало бы учить.

– Считаешь, они не готовы?

– Наверное, нет. Что бы это сейчас ни значило.

– Что бы ни значило, – согласился я. – Здесь и сейчас знание кисианского, похоже, гораздо полезнее, чем любой навык, требовавшийся в родных степях.

Впереди нас капитан Лашак ехала рядом с Эзмой, они беседовали, многозначительно кивали, улыбались и понимающе посмеивались. Заклинательницу лошадей часто сопровождал кто-нибудь из Клинков, ищущий ее совета или одобрения. А может, Эзма искала этого в них.

– Как думаешь, чего она хочет?

Я задавался этим вопросом с первой встречи с ней и был рад услышать его из других уст. Значит, я не впал в паранойю.

– Хотел бы я знать. Как хотел бы знать, за что ее изгнали. Почему никого больше не интересует, чем она могла заслужить недоверие всех остальных заклинателей до единого?

Амун пожал плечами.

– Наверное, никто не хочет об этом думать. Я точно не хотел. Увидев ее впервые, я расплакался. Заклинательница – человек, который сможет помочь нам снова найти себя. К тому времени как впервые задался вопросом, почему она здесь, я уже верил в нее. Но мне кажется, люди встревожены, особенно после кутума. Ни один заклинатель не должен видеть в капитане соперника.

– Если только он не перестал считать себя заклинателем.

Некоторое время мы ехали молча, погрузившись каждый в свои мысли.

– У нее есть перевод священной книги чилтейцев, – как можно равнодушнее произнес я, чтобы проследить за реакцией Амуна.

Она меня не разочаровала. Амун резко обернулся.

– Что?! – Я многозначительно посмотрел на двух женщин, скакавших впереди, и он понизил голос. – Священной книги? Такой же, как у Тора?