Мы потребуем крови

Странное, извращенное горе – она оплакивала утрату собственной жизни, хотя все еще продолжала жить. Словно не смогла присутствовать при смерти любимого, только этим любимым сейчас было тело, которое она всю жизнь ощущала собой.

«Вот и все, – сказала она. – Я знала, что отсюда не выберусь, а теперь и некуда. Получается… я на самом деле мертва?»

Хотелось ее утешить, пообещать, что мы найдем путь, но что нам осталось? Мое настоящее тело по-прежнему живо, теперь я могу со стороны слышать голос, который всю жизнь считался моим, но даже если Кайса согласится принять меня, найдется ли там место для Ханы? И вообще, возможно ли это? Такое выживание не входило в наш план, но казалось вполне приемлемым, пока мы, измученные, находились в ловушке ее умиравшего тела. Теперь все выглядело иначе.

Она, видимо, услышала мою мысль, поскольку с практичностью человека, пытающегося не задерживаться на чем-то неприятном, сказала:

«Думаю, у нас с тобой достаточно сильная связь, раз ты вернулась ко мне когда… когда мое тело умерло. Не знаю, как это происходит, но, к счастью, происходит. Иначе сейчас ты была бы…»

Ей незачем было заканчивать. Я умерла бы. Почувствовала, как свет и тепло уходят из моего тела, и я угасаю, плыву в никуда под звуки голоса Яконо.

«Прости, что меня с тобой не было».

«Не извиняйся, – сказала я. – Мне жаль, что это случилось».

«Важнее то, что мы это сделали».

«Да».

«Важнее. И даже можно забыть, что мы в другом теле, внутри другого сознания, настолько полное ощущение, что здесь нас лишь двое».

«Насколько я помню, в прошлый раз ты говорила, что было шумно».

«Да. Возможно, из-за близкого присутствия другого Лео, а может, из-за напряженной ситуации. На этот раз постоянно тихо, как будто стоишь в пустом зале… но не одна. Надеюсь, ты понимаешь».

Я понимала. Она была здесь, но ощущение… пространства игнорировать невозможно. И не пустого – скорее тьмы, полной людей, скрывающихся в ее глубине.

«Ты пробовала как-то… общаться?»

«Очень осторожно, чтобы не обнаружили, да. Но сейчас он кажется таким… отстраненным. Зато мы можем двигаться. Вот, смотри».

Один мой палец приподнялся над диваном.

План заключался в том, чтобы проникнуть в голову Септума, а потом научиться его контролировать, чтобы мы смогли убить Унуса этими руками, которые куда сильнее наших. И мы ожидали, что первая часть будет гораздо сложнее.

«Может стать сложнее, когда вернется Унус, – сказала я. – Вероятно, они по-настоящему связаны, только когда хотя бы один находится достаточно близко».

«Ты имеешь в виду, что у Септума не хватает сил связываться с другими на большом расстоянии? Это не лишено смысла. Он так слаб. Я заметила всего пару проблесков, подтверждающих, что он вообще здесь».

Раздались шаги. Кто-то торопливо поднимался по лестнице.

– Ваше святейшество? Ваше святейшество!

– Доминус Виллиус в отъезде, – отозвалась Кайса. Ее голос приближался: – В чем дело?

– Я… госпожа Мариус, она… Я вошла, принесла ей еду и чай, а она лежит, прислонясь к стене, и не двигается, и…

– Что? Она умерла? – Голос дрогнул. – Ты уверена?

– Да, госпожа. Мне так жаль. Но я…

Кайса быстрыми шагами пересекла комнату.

– Нет, не может быть. Я же только что…

Она судорожно выдохнула. Я не ожидала от нее таких эмоций из-за моей кончины. Было как-то неправильно слушать это, не выдавая себя, позволять ей обнажить свои чувства, чего она никогда бы не сделала в моем присутствии.

А была бы я так же тронута, потеряв ее? Этот вопрос заставил меня устыдиться.

Служанка шмыгнула носом.

– Успокойся, – мягко произнесла Кайса, словно мать, утешающая расстроенного ребенка. Странно было слышать эту ласковую речь из моих уст. – Ты не сделала ничего плохого.

– Да, госпожа, но… его святейшество говорил…

– Я скажу ему. Ты можешь идти.

Женщина снова шмыгнула.

– Благодарю, госпожа. Но… что нам делать… с ней? Она там лежит, и…

– Пока просто аккуратно уложи тело. Я… я скоро приду.

– Да, госпожа, конечно. Его святейшество пожелает совершить над телом подобающие обряды. Благодарю, госпожа.

Хана застонала. Это было ее тело. Вся ее жизнь. Она императрица, истинная дочь рода Отако, и ее тело само по себе заслуживало уважения. Или хотя бы достойного погребения по-кисиански.

Звук шагов служанки затих так же быстро, как и появился, и осталась лишь звенящая тишина и шаги снующей по комнате Кайсы.

«Кажется, она искренне переживает из-за твоей смерти», – сказала Хана.

«Скорее всего, просто ошарашена».

Септум закатил глаза.

«Может, и так. Знаешь, тебе стоило бы попытаться… уговорить ее снова принять тебя. Смерть необратима. У меня теперь выбора нет, и решение я уже приняла. Но ты…»

«Это было и мое решение».

«Да, но мы тогда были скованы болезнью и изнеможением. А теперь все иначе, и ты вправе свое решение изменить».

Я не отвечала, а она не продолжила, и мы обе постарались оставить свои размышления при себе. Она – потому что горевала о собственной жизни. Я – из-за того, что она права. Умирать мне не хотелось.