Мы с Мишкой и все тайны СССР (сборник)

- В наше время, когда мы одной ногой стоим на пороге космической эры и подчинили себе атомную энергию, кажется, что ещё немного - и все тайны мироздания откроются нам, и люди станут как олимпийские боги...

Мишка, видно, совсем запутался и не мог понять, что общего между Олимпийскими играми для молодых спортсменов и богами для старушек, ведь старушки терпеть не могут беготню, спортивные трусы и девушек в брюках.

А Корсаков снова вспомнил непонятные стихи:

- Есть некий час, в ночи, всемирного молчанья,

И в оный час видений и чудес

Живая колесница мирозданья

Открыто катится в святилище небес...

- Кто я? - спросил Корсаков словно самого себя, глядя сквозь нас, будто мы были оконным стеклом, за которым расстилался печальный вид. - Я не странник, я даже не беглец. Я потерпевший кораблекрушение. И наука не в силах объяснить, что со мною произошло. И никакая сила не возвратит мне прежнего мира, даже если вернёт меня туда, откуда вырвала... Итак, позвольте мне довести мою повесть до логического завершения...

Мы с Мишкой сидели, как замороженные, хотя, конечно, в головах у нас крутились разные неприятные мысли о том, что Корсаков, наверное, не наш человек и всё ему в нашей стране чуждо и не нравится.

Но мне почти сразу же стало видно, что Корсаков печалится именно из-за того, что его могут не понять, а сам он наш человек, хороший, только с ним случилась какая-то ошибка. Я снова вспомнил, как мы с Мишкой слушали историю про честного чекиста Данилова, и спросил, не спрятался ли бывший Крафт от перегибов.

Он печально покачал головой:

- Вы даже не можете вообразить, насколько я бывший... Но в политику я никогда не лез, Бог миловал! И жил только на жалованье!

Этого он мог бы и не говорить, ведь не на зарплату живут одни расхитители и жулики.

- Это было ещё до революции, - сознался Фридрих Андриянович, то есть Любим Адамович. - А урядник и становой пристав - это вроде как участковые, только сельские и царские.

- Понятно, вроде наших знакомых Клестова и Снегирёва, - сказал Мишка. - Они участковые в посёлке Снегири и посёлке Клесты, знаете такие? Мы с ними расследовали дело о ночных шарах. Они летают, как живые, и светятся.

Корсаков прямо подпрыгнул на стуле и попросил, чтобы мы рассказали про эти шары. Мы рассказали, как вышли с младшим лейтенантом Клестовым на след Андрюшки из архитектурного, Васьки из медицинского и других озорников в остроносых ботинках, и как наш Клестов оказался мировым мильтоном европейского уровня и ничего им не сделал. Корсаков даже огорчился, что всё объяснилось просто, без марсиан.

А я удивился не меньше, только из-за этих шаров забыл спросить. Ведь выходило, что нашему Корсакову очень много лет, если он работал ещё до революции. Правда, люди выглядят по-разному. Порой выясняется, что какой-нибудь лысый дяденька всё ещё где-то учится и готовится к экзаменам. А стройный и сильный человек оказывается, как говорится, ровесником века. Про такого в стихах сказано, что последнюю из школ он отшагал с винтовкой.

Фридрих Андриянович, то есть Любим Адамович рассказал нам дальше, как он переоделся персидским купцом и поехал через подозрительную станицу. Он очень боялся, что там найдутся люди, которые знают персидский язык и персидских купцов лучше него, но всё обошлось. На худой конец Корсаков, то есть Крафт готов был объяснить, что он индийский купец, а в Персии только проездом. Конечно, если бы Крафт не был опытным следователем, он бы ничего не узнал, потому что жители станицы боялись царской полиции. Но Крафт умел, как настоящий разведчик, вытянуть из человека, что называется, всю подноготную и чтоб он сам не понял, как и зачем проговорился.

Станичники понемногу проговорились купцу, что недавно за околицей сел аэростат.

- Аэроплан? - переспросил я.

- Нет, аэропланов тогда ещё не было. Только воздушные шары. Поэтому всё, что летает, называли аэростатами. Просто не знали другого слова. Вернее, даже я не знал. А казаки говорили "машина", потому что машиной называли паровоз.

Мишка внимания не обратил, а я снова очень удивился: ведь я помнил, что аэропланы появились ещё довольно за много лет до революции. Например, Крокодил из старой-престарой сказки, когда его прогнали из Петрограда, вскочил в аэроплан и полетел, как ураган - в Африку. Допустим, при царе и капиталистах всё было отсталым, рожь и пшеницу жали серпами, ходили конки и ездили извозчики, автомобилей и даже простых трамваев не хватало - на них катались только богатые. Но Корсаков - сразу видно, передовой учёный, и главные новости науки и техники должен был узнавать одним из первых.